— Тебя, как зовут? — поинтересовался он.
— Женя. Евгения.
— А меня Мартин, — она сунула ладошку в его крупную руку, увенчанную массивными серебряными перстнями и промахнулась.
— Ты смотри, а то она нажрётся и заблюёт тебе всю стойку, — рядом вырос красавчик с ирокезом. Его голос Женя услышала почему-то очень чётко. — Выпроводи домой. Могу даже вызвать такси. Сразу видно, что первый раз.
— Ей некуда идти.
— Ну, дело твоё, если, конечно, хочешь убирать блевотину.
— Лови, она уже поплыла.
Потом Женя помнила почему-то очень холодный туалет и то, как красавчик с ирокезом держал её над унитазом за шиворот, а патлатый бармен вытирал физиономию мокрым и тоже очень холодным полотенцем. А потом было такси. Обычное уютное и тёплое такси. Женьке почему-то было совсем не стыдно. (Как вообще может быть стыдно человеку, который сегодня решил покончить с собой?) Она вялой кляксой сидела на заднем сидении, уткнувшись носом в чью-то волосатую грудь и невольно слушала чьи-то чужие разговоры.
— Ты бар-то запер, любитель приключений?
— Конечно. Надеюсь, что она уже маленько проспалась на диванчике в лаунже. Хорошо, что там сегодня никого не было.
— Потащишь её с собой на точку? — кажется это спросил ирокезнутый. Женя на минутку приоткрыла глаза и попыталась оглядеться. Красавчик действительно сидел рядом, а её нос аккуратно упирался в титьку бармена, которая виднелась в разрезе жилетки. Женя слабо поёжилась и попыталась отползти в сторону.
— Придётся. А ты сиди и не ёрзай. Всю жилетку мне соплями измазала.
— Ты отрывок, который я тебе прислал, прослушал?
— Вот как раз хочу над ним поработать. Эй, Тони, надеюсь ты свою партитуру разобрал, — Мартин легонько стукнул ладонью по переднему сидению, где сидел нахальный попрошайка из бара. — Опять будем ждать когда ты изволишь раскочегариться?
— Не гони, Марти. Я сейчас едва ли трезв и первым делом хочу отлить.
— Всё, приехали уже. Выгружай свою Блевантину, — красавчик распахнул дверь. — Делать тебе нечего.
— Просыпайся, — Мартин ощутимо тряхнул Женю за плечо, — разоспалась. Приехали. Надеюсь, нести тебя не надо.
— Где мы? — Женя неловко высунулась из машины и ощутила пронизывающий холод. Её основательно знобило. Ночью прошёл дождь, и вокруг было сыро.
— Где-где? — ирокезнутый хотел было ответить в рифму, но передумал, молча подхватил Женю под руку и потащил к какому-то тёмному зданию. Он шёл так быстро, что она едва успевала перебирать ногами. Затем дохнуло резиной, разогретым пластиком и её втолкнули в какое-то тёплое и душное помещение.
Где-то далеко щёлкнул выключатель и Женя догадалась, что очутилась в каком-то подобии звукозаписывающей студии. Впрочем, её так трясло от наступающего похмелья, что она не придала этому факту большого значения. Несмотря на это, Женю посетила вполне здравая трезвая мысль, и она поёжилась от нового ужасного открытия: эти пьяные рокеры завезли её в какое-то неведомое место и сейчас могут совершенно безнаказанно изнасиловать, тем паче, что и бармен Мартин и ирокезнутый красавчик с неизвестным именем весьма здоровы физически.
— Иди, ложись, — Мартин подтолкнул Женю к вполне приличному дивану с горкой подушек и уловив её перепуганный взгляд, неожиданно расхохотался: — Да не будем мы тебя насиловать. Ольгерд, найди плед. Эту дурочку всю трясёт.
— Иди в жопу, — вежливо отозвался ирокезнутый Ольгерд. — Сам её притащил, сам и ищи.
— Понятия не имею, где он, — Мартин растерянно закружился по студии.
— А ты, часом, не домой ли его уволок, — Тони посетил туалет и с блаженным видом плюхнулся в кресло.
— А, вот он. Эх, сейчас бы заварить сериал, закутаться в чай и включить любимый плед.
— Ты ничего не перепутал? — подозрительно осведомился Ольгерд и кинул Мартину гитару. — Всё, поскакали, а ты спи, алкоголичка!
Глава 3
Утро для Жени наступило ближе к полудню. Она с трудом разлепила опухшие глаза и обнаружила, что её новые знакомые уже встали(а, может быть, даже не ложились). Она осторожно повернулась на бок и с интересом обнаружила, что вопреки её представлениям о рок-музыкантах, в помещении чисто, от наволочки пахнет кондиционером, а в кухонном уголке нет грязной посуды. Это открытие её почему-то разозлило. Институт Благородных девиц, а не пристанище новоявленных бунтарей. На самом деле, воспоминание о собственном поведении в баре отозвалось мучительным стыдом и каплющий яд был лишь жалкой попыткой замаскировать жгучее чувство неловкости.