Брет лег на кровать, привлек Мону к себе, положил ее голову на свое плечо и баюкал до тех пор, пока ее дыхание не стало ровным и сонным…
Сознание возвращалось к Моне медленно и неохотно. Лежа с закрытыми глазами, она пыталась снова утонуть в блаженном беспамятстве, но процесс пробуждения начался, и она не могла остановить его.
Хотя мысли были смутными и отрывочными, часть мозга уже сознавала: ей не хочется сталкиваться с тем, что несет наступающий день…
Но в этом чувстве нет ничего нового; оно давно стало частью ее жизни.
Когда в мозгу прояснилось, она решила, что еще рано. И в доме и снаружи было тихо и спокойно.
Не было ни движения, ни привычных звуков. Ни гудения кондиционера, ни слабого рычания моторов, ни шума просыпающегося города. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что находится вовсе не в “Редстоуне”. Они уехали в “Голубую лагуну” праздновать день рождения Рика. Он устраивал вечеринку… А потом приехал Брет и все перевернул вверх дном. Он отвез ее в старый сельский дом, отнес наверх в скудно обставленную спальню с белыми стенами и овладел ею…
Наверное, это был сон. Ей столько раз снилось, что Брет занимается с ней любовью…
Нет, не сон. Для сна ее воспоминания были слишком живыми, слишком реальными…
Правоту этого вывода подтверждало ее собственное тело. Слегка помятое, оно все же было непривычно довольным и счастливым. Тревогу ощущал только ее разум.
Мона рывком села на большой двуспальной кровати, и тут ее голова окончательно пошла кругом. Стоял день; рядом с ней никого не было. У нее гулко забилось сердце. Она посмотрела на дверь ванной. Та была слегка приоткрыта, но оттуда не доносилось ни звука. Может быть, он в другой ванной или спустился вниз готовить завтрак?
Одежда Брета исчезла, но ее одежда аккуратно лежала на стуле. Воспоминание о том, с какой легкостью Брет раздел ее, заставило Мону вспыхнуть. Она тут же забыла о счастье и радости, которые испытала, оказавшись в объятиях Брета.
Теперь Мона чувствовала только запоздалое раскаяние и гнев на Брета, который нарочно соблазнил ее, хотя знал, как отчаянно она пытается сохранить верность Рику.
Однако спустя минуту-другую свойственная Моне честность заставила ее признать, что осуждать Брета не приходится. Он сказал, что не будет прибегать к силе, и так оно и было. Если бы она отказала ему и сумела сохранить твердость, ничего этого не случилось бы.
Он не выиграл битву. Она сама ее проиграла из-за неспособности сопротивляться ему. Мона чувствовала стыд и отвращение к себе за проявленную слабость. Но жалеть было поздно.
Что дальше? Захочет ли Брет отвезти ее в “Голубую лагуну”?
Он говорил, что ее едва ли хватятся до завтрака. Если Брета хоть немного смягчили пролитые ею слезы, еще есть слабый шанс вернуться тайком и сделать так, чтобы Рик ни о чем не догадался…
Она посмотрела на часики и ахнула. Половина двенадцатого! Не может быть!
Мона отбросила одеяло, мельком увидела свою руку и вспомнила, что Брет снял с нее обручальное кольцо. Она потянулась к тумбочке, снова надела его и ощутила привычную свинцовую тяжесть. Смирившись с неизбежным, Мона пошла в ванную, быстро приняла душ, почистила зубы и провела щеткой по волосам. Оставив их распущенными, она натянула одежду, достала из сумки серебряную цепочку, надела ее под блузку и быстро спустилась по лестнице.
В кухне стоял стеклянный кофейник с горячим кофе, но Брета видно не было. Без него дом казался пустым и заброшенным.
Быстрый осмотр подтвердил, что в доме действительно пусто, но в одной из спален, где имелись только комод и подвесная вешалка, Мона обнаружила его гардероб. Она зашла в смежную ванную. Влажные полотенца, запах геля и капли воды на узорчатом стекле душа доказывали, что им недавно пользовались. День стоял чудесный. Может быть, Брет вышел в сад? Мона снова спустилась по лестнице, открыла заднюю дверь и выглянула наружу. На крыльце не было никого, кроме гладкого черного кота. Он грелся на солнышке и сонно мигал. Увидев ее, кот поднялся, потянулся, напряг лапы и хвост, а потом подошел и начал призывно тереться о ее ноги.
- Ну что ж, привет. - Мона наклонилась и стала чесать его за бархатными ушками. - Ты чей? Вряд ли ты живешь здесь. Кот мяукнул в ответ.
Когда с нежностями было покончено, Мона оставила его и быстро’ пошла вдоль террасы. Но кот последовал за ней, издавая звук, с которым пилит дерево ржавая ножовка.
Она вышла к фасаду, но Брета не было и там. Мона подняла глаза и с легким удивлением убедилась, что машина, оставленная им на аллее, тоже исчезла.
Она не слышала шума мотора… Правда, спальня находится в задней части дома.
Куда он делся? - подумала Мона, чувствуя себя брошенной. Что заставило Брета уехать и оставить ее спящей?
Затем ее тревога усилилась. И долго он будет отсутствовать? Если долго, то у нее не останется ни малейшего шанса на незаметное возвращение в “Голубую лагуну”.
Неожиданно послышался звук мотора. Через несколько секунд из-за деревьев показался белый “мерседес” и вырулил на аллею. Дверца открылась, и Брет выбрался наружу.
Хорошо сшитые легкие брюки и голубая рубашка с расстегнутым воротом делали его нарядным, мужественным и невероятно красивым.
При воспоминании о событиях прошедшей ночи щеки Моны залил румянец. Хотя в ее голове вертелось множество вопросов, она не могла найти слов.
- Доброе утро. - Голос Брета звучал приветливо, но так, словно он здоровается с едва знакомым человеком, а его синие глаза были совершенно бесстрастными.
Мона ждала чего угодно, только не холодного приема, и это больно задело ее. Когда кот оставил Мону и подбежал к нему, Брет добавил:
- Вижу, ты уже подружилась с Трампом. Взяв себя в руки, Мона спросила:
- Так, значит, он твой?
- Нет, ко мне он приходит в гости. А живет на ферме.
Брет полез в багажник и достал коричневую бумажную сумку с продуктами.
- Как насчет ланча?
Мона набрала в легкие побольше воздуха и сказала:
- На ланч нет времени. Мне нужно вернуться.
Брет с подчеркнутой неторопливостью вынул из гнезда ключи зажигания и положил их в карман брюк.
- Всему свое время. Я думаю, сначала нужно поесть… Да и Трамп никогда не простит меня, если не получит своего обычного блюдечка сливок.
Он взял сумку под мышку и, сопровождаемый котом, зашагал на кухню. Видя, что ее надежды рушатся, Мона быстро пошла за ним и тревожно напомнила:
- Но если не поторопиться, Рик поймет, что меня не было, и тогда пиши пропало…
- Не волнуйся, - ровно ответил Брет. - Кла-рис женщина сообразительная. Уверен, она най-дет способ успокоить его.
Он поставил бумажную сумку на кухонный стол и начал выкладывать продукты. Буханка свежего хлеба, пакет сливок, коробка с яйцами, несколько апельсинов, грейпфрут…
- А вдруг горничная скажет ему, что моя кровать осталась нетронутой? - выпалила Мона, не находившая себе места. - Он знает, что денег у меня нет и ехать мне некуда… А если он позвонит в полицию?
- Я уже сказал: не волнуйся, - спокойно и властно ответил Брет. - Если возникнут сложности, я сам займусь ими.
Он выдвинул стул с круглой спинкой.
- Сядь и успокойся.
Но Мону убедили не столько слова, сколько выражение его лица. Судя по всему, торопиться Брет не собирается. Если он отвезет ее в “Голубую лагуну”, то сделает это в свое время и на своих условиях.
Видя, что делать нечего, она неохотно села. Едва Мона опустилась на стул, как кот прыгнул ей на колени, выгнул спину, подставил голову под ее ладонь, замурлыкал и стал ждать свою порцию сливок.
9
Брет налил сливки в блюдечко и позвал:
- Валяй, Трамп.
Однако тому приглашений не требовалось. Едва блюдечко оказалось на полу, как кот спрыгнул и начал жадно лакать. Когда со сливками было покончено, он с королевским достоинством удалился на крыльцо и начал умываться.