— Отчего он умер?
— Так от передоза. От чего они все помирают.
Больше бабка ничего такого, за что можно зацепиться, не рассказала. Но я хотя бы теперь точно знал, откуда всё пошло. Жаль всё же, что эта мразь Антон, как там его… Тюрин, откинулся раньше, чем я до него добрался. Ну ничего, остались и другие…
С отцом удалось поговорить только вечером, после работы. Только ничего особенного отец мне не поведал. Повторил лишь то, что уже раньше рассказывал. Всё в общих чертах и ничего конкретного. Ни имен, ни фамилий, ни адресов.
Нет, я вполне мог поверить, что отец действительно не в курсе. Подобные развлечения вообще не в его духе. Только вот когда я спросил отца про его безопасника, он вдруг отреагировал совсем не так, как я ожидал. Как будто насторожился, замкнулся и на все мои вопросы отмалчивался:
— Ты просто скажи, где он, — налегал на него я. — Мне надо с ним поговорить. Сначала он отмазывался, когда я ему звонил, теперь вообще недоступен. Куда он делся?
— Юра уехал по моему личному поручению.
— Куда? По какому поручению?
Отец молчал. Я и просил по-человечески, и негодовал, и угрожал, и взрывался — тщетно. Он как в рот воды набрал. Сидел, сгорбившись в своем кресле, и молчал. Даже не пытался придумать хоть какую-нибудь более-менее правдоподобную отговорку. Хотя понятно — он слишком ослаб, слишком измучен болями. Он хотел просто получить скорее очередной укол, от которого больше не мог отказываться, и уснуть, но я его не выпускал из кабинета, где допрашивал весь вечер.
В другой раз я бы сам от себя ужаснулся. Но не сейчас, когда узнал, что они сделали с Мариной. Да меня с трудом хватало, чтобы весь этот день выглядеть, ходить, говорить, как нормальный человек в то время, как у меня попросту сносило крышу. В конце концов в бессильной ярости зарядил мраморной статуэткой в стеклянную витрину, взорвавшуюся фейерверком осколков. Потом уперся руками в подлокотники отцовского кресла, наклонившись, навис над ним и процедил:
— Если этот твой лысый черт причастен к изнасилованию Марины, я его убью. Я это все равно выясню, ты меня знаешь. И если ты его сейчас покрываешь… — Я выпрямился, взглянул на него сверху вниз. — Я даже на твои похороны не приду.
Отец так ничего и не ответил.
Я ехал домой, а у самого в груди всё клокотало, а голову буквально разрывало от мыслей: Юра или нет? Всё-таки слишком много совпадений. Он был связан с этой конторой, всё про нее знает, ролик отцу тогда вон сразу же подогнал, прямо как знал… И лысый ещё. Вдруг как раз про него бабка утром и говорила. Нет, лысых, конечно, на каждом шагу… Но главное, отец мутит, как будто и в самом деле его выгораживает. Как будто отправил в бега… ну или куда там? И отмазывает, как может. Поручение какое-то личное сочинил… Сука, если отец его реально покрывает… это же вообще конец всему.
Пусть даже я умом и мог понять отца — этот Юра за него и в огонь, и в воду, как преданный пес. И спасал, и выручал, и на всё ради него готов. Стремно отцу, наверное, его сдавать. Только вот ради Марины я тоже готов на всё…
Утреннюю планерку я провел кое-как. Страшная история Марины, пусть и почти десятилетней давности, вытеснила все прочие мысли. С утра было желание вообще забить на эту планерку, но нельзя. Нельзя давать здешнему народу расслабляться, они и так тут все не особо усердны.
Призвал начальников отделов отчитаться за минувшую неделю, но сам их едва слушал, вычерчивая в уме схемы, как ещё можно вычислить действующих лиц той гребаной конторы. Попросил, конечно, Лорса пробить всё, что возможно, но хоть он и гений, однако с заданиями типа «найди то, не знаю что» тупил беспросветно. Так что придётся рыть самому.
Для начала покажу фотку отцовского эсбэшника той бабке, думал я, глядя на главбухшу. И не сразу сообразил, что она уже несколько минут, как замолкла. Да и вообще все молчат и смотрят на меня в напряженном ожидании.
— Свободны, — закончил я это представление, наблюдая, как все они, выдохнув с облегчением, суетливо устремились на выход.
И только кадровик, помявшись у порога, развернулся и подошел ко мне.
— Тимур Сергеевич, можно вопрос?
— Ну? — неохотно оторвался я от своих раздумий.
— Нам бы в кадры ещё одного человечка принять, раз уж место освободилось. Люда не справляется…
— Люде надо шевелиться живее… а что значит — место освободилось? — не понял я.
— Так ведь… то есть Филатова после отпуска ещё вернётся? — искренне удивился кадровик.
— А откуда такая мысль, что она может не вернуться? — озадачился я.