Чудесно, Ричи…
Но как он мог меня поцеловать? Меня? Тоже перепутал? Какой-то бред! Мы совершенно… разные… и это просто полнейшая ерунда была бы, не будь сейчас в душе так гадко. Тогда зачем?
Я на самом деле думала, что он лучше… лучше всех этих… Хотя кто я ему, верно? Никто. И почему всё вышло именно так, Боже? Я же сама виновата…
Если бы не напилась, если бы не ревела тогда, если бы не столкнулась с ним в коридоре, если бы мне не показалось, что всего настоящего нет, что есть Ян из прошлого, что улыбнулся мне так лишь единожды…
а потом всё разрушил, сказав, что влюблён в сестру.
Чёрт, я просто мастер влипать в неприятности!
Заставляю себя зайти в зал. Пытаюсь не смотреть на Андрея Константиновича, прожигающего меня своими голубыми. Что? Могла не приходить?
Аглая Расуловна сидит на моём месте, рядышком, даже приблизив стул максимально, что-то щебечет ему на ухо.
Отвожу взгляд, заставляя себя улыбнуться. Выдыхаю… дохожу до стола, ставлю чай.
— Знаете, я лучше пойду…
Женщина улыбнулась.
— Стой. — Андрей Константинович вдруг зачем-то встал, отходя к окну. — И садись на место, мы не закончили.
— Я могу просмотреть всё позже?
— Не можешь.
Почему он опять злится? Я же хочу… ну, оставить их вдвоём. Я здесь определённо лишняя, зачем на меня так смотреть? Переводит взгляд.
— Аглая Расуловна, я говорил, у нас очень важное обсуждение.
Та улыбается.
— И я не могу послушать? Андрей… Константинович, я же заместитель…
— Не можете, это распоряжение Рашевского.
— Даже так?
— Конечно. Вы же помните? Вы не суёте свой нос в дела моего отдела, верно?
Морщится, но держит улыбку.
— Какой вы скрытный…
Улыбнулся.
— Конечно.
Аглая схватила стаканчик, зацепившись вдруг за меня, что так и замерла, не зная, куда деться.
— А я только говорила, какой чудесный сервиз я подарила Вам на день рождения…
А.К. хмурится.
— Сервиз?
В ответ шепчет:
— Вы не помните?
— Не уверен…
— Что ж, хорошо… — Встаёт со стула, гордо выпрямившись. Прошла, задев плечом. — Машенька, помнишь? Бег отлично приводит в порядок мышцы…
Заставила себя кивнуть. Та усмехнулась, посмотрев себе под ноги, и наконец вышла, хлопнув дверью…
И всё, что я хочу сейчас, лишь спросить "Какого троянского коня позволяет твоя… женщина? Что это вообще?". Но продолжаю молчать, пытаясь успокоить руку, что держит трясущийся кофе.
Он вдруг закрывает глаза, тяжело выдохнув, сжимает кулаки и едва слышно бормочет:
— Ты в порядке?
В порядке? В полнейшем… подумаешь, ты кобель… Стоп, нет, не так. Вы кобель.
— Да.
Кивнул, опять посмотрев на меня, задержавшись на кофе.
— Что это?
— 3 в 1.
— Почему?
— Хотелось.
— Зачем? — Медленно поднимает взгляд к лицу.
— Вам есть какое-то дело?
Задерживает дыхание, не отрываясь. И я готова поклясться, что ещё немного и здесь всё заискрится, но мы продолжаем.
— Ричи…
— Что?
— Ты сейчас злишься?
— Я спокойна, а Вы?
— Я тоже.
— Я заметила…
— Я тоже. — Опять кивает на кофе, но тут же цепляет взгляд. — Не пей его, ладно?
— Почему?
— Не будь глупой…
— От этого остановится планета?
— Да…
— Ваша?
— Моя. Не глупи.
— Вам какое дело?
Улыбка дёрнулась, но всё же появилась.
— Никакого? Я никем тебе не прихожусь, верно?
— Конечно! — Почему внутри его тон порезал? Почему мне стало больно? Почему медленно всё кровоточит? Почему мне хочется высказать всё… — Зачем Вы меня вообще поцеловали!?
— А ты?
А я…
А я прикусываю губу и ухожу отсюда. Да троянь всё… Да чтоб он…
Пытаюсь дышать ровнее, возвращаясь к себе. Хватаю сумку, радуясь тому, что стрелки уже перевалили за обеденный перерыв. К лошадиной матери, мне нужно выйти, срочно!
Глава 15 — воспоминания и одна просьба коснуться
Мария.
Пока надеваю куртку, проходит мимо. Чувствую, как остановился позади, но ни за что не обернусь сейчас.
— Через час жду у себя.
Закрываю глаза, пропуская одну нотку сердечного ритма, слабо киваю, не справляясь с молнией.
Замок наконец поддается под щелчок двери его кабинета. Поправляю шапку, начиная оборачиваться, но тут же замираю…
Что за детский сад!? Где мой кофе? Только что был на столе!
Перевожу взгляд на его дверь и не могу понять, какой силой А.К. сейчас руководствуется. Что это вообще? Зачем кофе-то уносить?
Ненормальный!
Еле успеваю собраться с мыслями, пытаясь успокоиться, заслышав гогот парней у двери. Те почти сразу вваливаются в отдел, не сразу заметив меня.
— О, Рииичи! — Начинает Лёня, пока беру ключ и деньги, убирая сумку под стол. — А мы думали тебя там съели…
Похоже на правду.
— Ну, или чего поинтереснее… — Ржет Макс, уже садясь на свое место, пока другие застряли в дверях.
Кривлю губы, продвигаясь к выходу.
— Не, Маш, реально… — Дорогу прегрождает Толя, жуя шаньгу с картошкой. — Что так долго-то?
— Он тебя запрессовал? Ооон мооожет… — Тянет Лёня, даже не думая, что А.К. у себя.
Киваю в сторону его двери, наконец столкнув чужие ноги с прохода. Трио сходит на шепот, чуть ли не хватаясь за горло.
— Он там? — Двое вторят.
Кивнула.
— И ты молчала!? — Получается чуть слышный визг.
Снова киваю и наконец ухожу отсюда.
Поправляю воротник, накидываю капюшон, затягивая шнурки, как тогда он, но даже это не спасает от шквалистого ветра и снега, летящего в лицо. Решаю дойти до дома, проверить ушла ли на пары истинная причина моих неудач.
И если обычно дорога занимает чуть меньше десяти минут, то в такую пургу путь отнял все двадцать, а ещё уничтожил силы с желанием двигаться.
Повезло лишь в том, что лифт все же работал, впуская меня в скрежет старой кабины, напоминая как много лет назад этот дом только отстроился.
Родители так любили эту квартиру, по первости намучавшись со мной в съемных комнатах и коммуналках. В мои пять мама взяла заводскую ипотеку, через пару лет уйдя во второй декрет, пока папа не задерживался ни на одном рабочем месте. Как они умудрились её выплатить? До сих пор не понимаю. Все же, мне кажется, Ксюша взяла именно это от отца — неспособность отвечать за себя, поверхностное отношение ко всему, что казалось бы денег и материальной жизни… А Я?
А я нажимаю выжженную кнопку на старом табло, смотря как закрываются двери… Толчок.
У меня было счастливое детство, хоть и со вспышками воспоминаний о желании что-то заполучить… Нам всегда не хватало чего-то, правда же. И если бы только еды… По началу не хватало мамы, что постоянно пропадала на работе. Позже я скучала по ней, пока та сидела с сестрой, оставляя старшую разбираться с уроками. Мне хотелось, чтобы она плела мне косички, но меня стригли по плечи, экономив тем самым время… время, проведенное вместе.
Как Ксюша пошла в сад, мама снова вышла на работу, оставив подросшей старшей обязанности забирать карапуза по вечерам. Это была та еще картина, но иногда мама и правда не успевала, а отец — не уверена, что он нашел бы садик, не то, что уж нужную группу.
Наверное, тогда я перестала ревновать к Ксюше, осознав, что её тоже оставили одну… со мной… как оставляли меня всю мою жизнь, уходя зарабатывать на очередную ненужную вещь, делая детей такой же ненужной вещью. Именно тогда, наверное, Ксюша начала бояться засыпать одна. Только после смерти родителей этот страх в ней разросся и укрепился.