Надеюсь, что до конца рабочего дня. И искренне верю, что он и вправду решил не придавать всему случившемуся значения.
Только что-то внутри тихо шепчет сейчас: “Нет, милая, вовсе нет.”
Глава 5 — расшифровка первых результатов
В цель.
Подъезжаю к маминой квартире и не могу перестать гонять мысли по кругу.
О чем они думают оба? Если с Яном все ясно (откуда там мозгам взяться в принципе), то от поведения Ричи я просто шокирован. Стоп, блин, когда вообще у меня успело сложиться мнение о ней? Ну, да, работает хорошо, но разве это ещё говорит о чем-то? Ну, целуется круто… Да чтоб их!
Наконец паркуюсь во дворе старой элитной пятиэтажки. Беру пакет с сиденья рядом и выхожу из машины.
— Жиль, блок.
За спиной раздался щелчок.
Ступаю по вычищенной тротуарной плитке, звоню в звонок, по привычке считая вензеля в ковке на перилах ступеней.
Консьерж принимает вызов, разблокировав массивную дверь.
Внутри в этом доме за столько лет будто ничего и не изменилось, только окна поменяны. И это ощущение моего застывшего детства обходится ежемесячно в круглую сумму за кап. ремонт.
По привычке улыбаюсь Герману Рудольфовичу, что уже давно не слышит на одно ухо, но не торопится покидать свой пост. Стараюсь говорить громче:
— Мой у себя?
Дед вздыхает, откладывая кроссворды, подцепляет трость и спешит выйти ко мне из своего огороженного уголка.
— У себя, у себя.
— Был у него кто?
— Да был, был.
Хлопает меня по плечу, лукаво улыбаясь.
— Девчонку себе завел, да? Замуж-то возьмет? Скоро свадьба поди? Внучат наделают…
Хорошо, что у него зрение не ахти, а то причину своего перекошенного лица я бы никак не объяснил, пока тот характерно окает, пытаясь говорить тише. Выходит обратный эффект. Наш разговор разносится по бетонным лестницам, отдаваясь едва заметным эхом.
— Посмотрим.
— Ты уж сердце-то не тревожь, а то будет как с Людмилой Васильной.
Киваю, особо не зацикливаясь на том, при чем тут мама. Быстро прощаюсь, уже вбегая на первый лестничный пролет.
Просчитываю пять этажей вверх, и лучше бы сыну быть на парах.
Но нет… Замок на старенькой двустворчатой двери поддается сразу, по некогда светлой просторной прихожей разбросаны кеды, валяются рулоны его эскизов, что видимо снова никто не одобрил, подтверждая слова консьержа о нахождении отпрыска.
Итак, дубль первый: папа идет убивать.
Медленно и никуда не торопясь снимаю ботинки, сдвигаю ногой его кожаные кеды. Убираю куртку на вешалку, собираю в кучу творение не состоявшегося архитектора.
Прохожу первым делом на кухню, поражаясь тому, зачем сын исписал стены в коридоре аж под трехметровый потолок.
Бросаю пакет на стол, предварительно стряхнув с него десяток пустых коробок из-под суши.
Морщусь, всматриваясь в огромное засохшее коричневое пятно на столешнице. Оборачиваюсь к раковине, но сразу отвожу взгляд.
Делаю вид, что этого дерьма я здесь не видел. Тихо матерюсь, ибо не получается. Так сложно нагрузить посудомойку? Я в 18 тоже был такой свиньей? Старею?
И правда до внуков скоро дойду?
Содрогнулся, представив себя на скамейке рядом с детской площадкой, обсуждающим с бабушками занятость современных родителей.
Мать. Вашу. Мне 37!
Я не хочу носиться с чьими-то детьми. Вообще никого не хочу больше. А носиться придется…
Опираюсь рукой о дверной косяк в просторную спальню, высекая по тому барабанную дробь пальцами.
Полуголый Ян спит ягненком, обнимая подушку, светя своей прокаченной спиной. И как в 18 он может выглядеть на 25? Какие коктейли пьют современные подростки, что по волшебству вдруг становятся мужиками? А, да, протеиновые, сам же их оплачиваю…
Точно. Дожил. Я… стар.
Пора выписывать программу телепередач.
Прошёл к кровати, лёг рядом, скрипнув пружинами. Сын инстинктивно повернулся и почти успел протянуть свою руку в мою сторону.
— Пальцы оторву!
Во, нормальный эффект.
— Пап, блин, напугал. — Сонно кряхтит Ян, потирая глаза тыльной стороной ладони.
Отдаляется наконец от меня, пытаясь проморгаться.
— Ты чего тут?
— Тебя потерял.
— Ааа… — Начинает понимать ситуацию, заметив ярко слепящее солнце за моей спиной.
Дополняю картину:
— Второй час дня, бэйб.
Растягивает губы, снова зарываясь в подушку.
— Па-а-ап.
— Почему не на парах? У тебя зачёт вроде сегодня.
— Автоматом поставят.
— Да? С чего бы? За красивые глаза?
Ржёт, кивнув.
— За пятитысячную.
И точно я постарел.
— Взрослым мальчиком стал, деньги появились?
— Пап, ну чо ты начинаешь…
Отворачиваюсь к окну, думая, что делать со всем этим. Итак, второй курс, зачёты уже сдаём за отцовское бабло, квартиру почившей бабушки превратил в не пойми что. И в принципе единственное, о чём заботится сын, — это то, как выглядит в зеркале, и… Нет, без “и”.
Отлично.
Всегда мечтал вырастить олигофрена.
А Ричи… Отличная мать будущего ребенка, просто великолепный, образцовый пример! Фыркнул, сжав кулаки.
— Па, слушай, ты ничо так выглядишь на свой возраст.
— Заткнись лучше. — Не оборачиваюсь.
— Да не сердись ты.
Глубоко выдыхаю, снова вернувшись к мысли, как спросить его. Напрямую? Обидится и включит жертву, которой ущемили все возможные права. Лучше б кое-что другое защемили. Но сын мне в принципе ещё нужен. Самого вывести? Всё равно же когда-то скажет, верно? Окей, постараюсь держать рот на замке.
— Как на личном?
Сразу насторожился.
— К чему ты?
Слегка поворачиваю голову, вздыхаю и отворачиваюсь обратно.
— Нормально всё… — Неуверенно бубнит.
Сжимаю желваки. Закрываю глаза, глубоко выдохнув. Ян всегда не любил любых изменений во мне, потому быстренько дополняет:
— Пап, я тебя в Новый Год кое-с-кем познакомлю, ладно?
Считаю, сколько дней осталось до Нового Года.
— Хорошо.
Вдруг лезет обниматься, как маленький трёхлетний ребёнок. И тихо шепчет на ухо… Твою мать, у него и щетина уже есть!
— Пап, ты только обещай, что не убьёшь, ладно?
Да чтоб вас.
— Ммм?
— Можно мы у тебя Новый Год встретим?
— Я ослышался?
— Ну, не бузи…
Отцепляю его руки от себя.
— Ян, слушай.
— Пап! Я тогда сдам все экзамены, честно!
Будто мне это нужно.
— Сам, реально! И на работу после Нового Года выйду.
— Со второго числа.
— Да блииин… — стонет сын.
Оборачиваюсь, всматриваясь в эти черты. И если найти любое моё фото восемнадцатилетней давности, оттуда будет смотреть именно он — мой сын, что считает себя слишком взрослым. Сын, что по любому делу побежит к кому? В семью. Как и я тогда… к матери.
Гиена чётко чувствует, когда начинает меняться настроение. Я хандрю, впадая в давние воспоминания, потому начинает подлизываться, заканчивая всё лаконично:
— Ты привёз что-нибудь? Я не жрал со вчерашнего дня.
Киваю, на что тот подрывается на кухню. Не сразу встаю, не тороплюсь уходить отсюда, замерев у окна.
В детстве я мечтал об этой спальне родителей только по одной причине — вид, который открывается отсюда. Вид на старую часть города, улочки, в которых здорово было теряться.
Потом появился Ян, эта квартира стала намного теснее… Улочки стали шире из-за сноса ветхих домов и активной застройки гипермаркетами. И что сейчас? Сейчас я смотрю на стену Торгового Центра, от моего детства не осталось ничего. Разве что этот дом. Хотя прошло всего ничего.
— Пап, ты идёшь!? А то я тут всё сейчас съем.
— Со стола убери и запусти уже посудомойку.
— Есть, сэр — раздаётся из кухни бас.
И как он вырос так быстро, Боже? И почему мозгов не прибавилось… Или я так остро реагирую на всё?
Ричи, Ричи, Ричи…. На Новый Год, значит? Отлично, потерпим.
И как в её красивых зеленых глазах видится это всё? Нервничает без причины, не думает, что может заболеть, летит с сырыми волосами в неплохой такой минус, вылетает без куртки на улицу, что там ещё? С утра летит, не думая, что может упасть на живот и спровоцировать всем этим выкидыш. Она же точно знает, кем я буду приходиться ребенку… и? Как Ян? Врёт? Даже не дернется?