Здание было старым, изрядно пыльным и кроме старого, дремлющего гоблина, который являлся смотрителем, никого здесь не наблюдалось.
Прошмыгнув вдоль храпящего старика, я опрометью бросилась к самым дальним стеллажам. Казалось, что от единого грубого движения, они развалятся в пыль.
Спустя несколько часов я вконец отчаялась, почти взвыла. Ничего стоящего. Нашла лишь одну легенду — о старухе, которую именуют Вестницей судьбы. По сказанию, появляется она лишь в переломный момент, может притвориться жрицей или колдуньей, многие могут принять ее за безумную. Описание меня немного напугало — очень уж напомнило о той шарлатанке с праздника. Также имелась и приписка, что последний раз Вестницу видели в тот год, когда орки поменяли покровителей. И на предсказывала она им что-то очень неприятное.
— Увлекаешься чтением, дочь Харальда?
Я едва не выронила книгу из рук, когда услышала столь знакомый голос за спиной. Резко обернувшись, окинула Гро-Домина внимательным взглядом. Казалось, должен быть большим и неповоротливым, а вон… Тихий.
— Не хотел тебя напугать, — кровожадно усмехнулся мужчина.
— Меня так просто не напугать, — вздернула я нос, демонстрируя свое бесстрастное презрение.
Гро-Домин хрипловато рассмеялся. Глаза его глядели как-то недобро, будто он раздумывает — делать пакость иль нет. Я внутренне напряглась, ожидая очередного удара в спину.
— Признаться, я был удивлен тем, что Харальд так легко отказался от тебя. Думал, хотя бы поторгуется.
— Зачем вы об этом говорите?
— Тааак, — протянул орк и медленно обошел комнату, оглянулся, — мысли вслух. Ты знала о том, что Элеонор изначально была обещана мне?
Я замерла, пораженная, будто громом.
Следом за шоком пришел и гнев. Как он только смеет так говорить? Моя мать, принцесса снежной Норидии, принадлежала древней, чистокровной династии. И чтоб такую пообещали орку?!
— Так уж вышло, — обезоружено улыбнулся он. — Я пообещал твоему деду помощь в войне, ведь Норидию теснили соседи со всех сторон. А взамен я хотел лишь его дочь. Ну, правда, еще и ее приданное. Мы заключили договор, она должна была прибыть в сопровождении моих лучших воинов.
Гро-Домин подавил легкий зевок, лениво раскинулся на тахте около окна.
— Но так уж вышло, что Харальд со своим войском перехватил их около границы, вырезал стражу и женился на Элеонор. Я очень долго злился на него. Каждая новость вводила меня в бешенство, ведь мою законную добычу нагло украли. И вот, спустя столько лет, Луноликая Дева, дочь Харальда, в моей власти. Забавно вышло. Все обернулось так, как должно было быть двадцать лет назад.
— Я не в вашей власти! — прошипела я. — Я принадлежу домину клана Грах!
— Ох! — картинно спохватился Гро-Домин, а в его глазах вспыхнуло затаенное до этого злорадство. — Чуть не забыл! Я ведь только сейчас отправил весть дому Грах. А тут встретил тебя и совсем выветрилось из головы, что ты не знаешь!
Страшное, темное предчувствие сжало ледяной лапой мне горло.
— Что именно я не знаю?
— Домин Грах, — орк состроил фальшивую скорбь, — погиб. Начался шторм и его смыло волной за борт корабля. Мне прислали послание голубиной почтой сегодня утром. Сочувствую, Луноликая.
У меня все померкло в глазах, мир покачнулся и развалился на тысячи крошечных осколков.
Пол под ногами поплыл, а глаза застелила темнота.
Когда сознание вернулось в мое тело, я рывком присела на своем ложе и, вцепившись пальцами в платье Ру, закричала:
— Это ложь? Скажи, что это ложь! Он ведь жив, правда? Ру, не молчи!
Женщина, которая резко постарела лет на десять, горестно вздохнула и тихо ответила:
— Он мертв, милая.
Что-то щелкнуло, треснуло под ребрами и взорвалось невыносимой, всепоглощающей болью.
Сжав дрожащие ладони на коленях, я издала дикий, нечеловеческий вопль и, кажется, совсем выпала из этого мира. Там, где была я, существовала лишь боль, обжигающая и режущая, окрашенная кровью и морскими брызгами, поглотившими моего орка.
Я не чувствовала рук Ру, что ощупывали, били по щекам в попытках утихомирить, унять мои крики и вой. Зрение, слух будто отключили. Память тоже. это потом мне расскажут, что разбитые о стены стулья, порванные подушки и растерзанные одеяла — результат моих действий.
Все вокруг казалось лишь пустыми декорациями для театра, которые устанавливают перед выступлением бродячих актеров. Ненастоящее, фальшивое. Из реального — только сжирающая душу боль, неотвратимая и безжалостная.
"Он мертв" — хороводом крутилось в голове, не замолкая и не утихая.