— Да, — без колебаний произнесла я.
— Тогда меняемся. Не пиши нашу Трикстер как Трикстер. Пиши её как себя.
Я застыла. Эээ…
— Я неуверенный в себе автор с комплексами, — осторожно произнесла я.
— Думаешь, у неё нет комплексов?
— У неё есть насмешливость, ехидство, сарказм и чувство юмора!
— Так и тебе откуда-то надо их брать, чтобы её описать, — резонно произнёс Ант. — И что-то мне подсказывает, что как раз из себя.
Хм.
— Ну вообще отличный план тебя завоевать, — задумчиво произнесла я. — Покажу свой блестящий искромётный юмор, повернусь своей уязвимой стороной, и ты у меня в кармане.
Тихий смех.
— Жду не дождусь.
— И я буду ждать, «мрачный, скучный и разочарованный в жизни тип», — дрязняще произнесла я. — Стоп. А почему «разочарованный в жизни»?
— Э, нет. Сначала деньги, потом стулья. Пиши. Через сорок минут сеанс связи.
Мы работали до самого вечера, кидаясь друг в друга кусками текста, как теннисными мячиками. Я даже пропустила обед, вместо этого наскоро перемешав сладкие дольки помидорок черри с зерненным творогом. Безумно подмывало заказать ещё пару сандвичей с терияки, чтобы мозг работал быстрее, но я вспомнила древний женский совет, что лучшая диета — есть голой и перед зеркалом, и решила не рисковать.
Писать было прекрасно. И каждый раз, когда я смотрела на экран и видела, как в гуглдоке появляются ровные строчки новой сцены, меня охватывало почти эротическое чувство. Анта совершенно не парило, что я вижу, как он пишет, а у меня замирало дыхание. Самая тайная, уязвимая, ранимая часть процесса, и я её видела. Ведь то, как ты набираешь текст — дело куда более интимное, чем самые дерзкие ласки. Не зря соавторы противоположного пола так легко оказываются в постели. Когда знаешь друг друга до самого дна, когда нет никого, кто стал бы тебе ближе, как может быть иначе?
А когда строки, которые ты видишь, настолько хороши, очень хочется сбросить трусики самой.
И повесить их на монитор, мрачно подумала я. Всё, Яна. Не отвлекайся и пиши.
Я закусила губу и решительно переключила вкладки браузера.
И в который раз пообещала себе: я буду писать так же здорово.
Я буду писать ещё лучше.
Полчаса спустя я сбросила в общий файл последний фрагмент дерзкого ограбления и наконец перевела дух. Всё. Трикстер и её напарники наконец-то ушли от погони. Теперь очередь агента Пирса выйти на сцену.
Я оглядела знакомую до боли комнату. Всё оставалось таким же, от собранных трёхмерных паззлов на комоде до кондиционера за окном. Клавиатура, которую я чувствовала как продолжение своих пальцев, пустая бутылка клубничного коктейля, коробочки из-под контактных линз.
И одновременно всё было по-другому. Словно какая-то часть Анта уже была здесь, рядом со мной.
«Рэйн?» — выплыло вдруг в окне мессенджера.
«Что, Ант?»
«Почему ты пишешь свои куски отдельно в Ворде? Куда проще сразу набирать их в общем файле».
Я подняла брови.
«В режиме реального времени? Когда файл открыт и у тебя, и ты видишь каждую неудачную строчку? Да это хуже, чем раздеваться догола».
«Хм. Не знал, что раздеваюсь перед тобой весь вечер».
Я невольно засмеялась.
«Может быть, перевести тебе пару долларов за невольный стриптиз?»
«Ну уж. Я дорого себя ценю, Рэйн. Не меньше сотни».
«За сотню я хочу слайды!»
«Я пришлю тебе скриншот откровенной сцены, где герой долго и со вкусом чистит зубы. Пойдёт?»
Я вздохнула.
«Пойдёт», — написала я. «Слушай, а ты когда-нибудь будешь в Москве?»
«Когда-нибудь — непременно».
«Я имею в виду, в ближайшие недели», — уточнила я. «Ну, увидеться, выпить кофе, убедиться, что ты злой и несимпатичный, такое».
«Плохая идея, Рэйн».
«Боишься влюбиться?» — хмыкнула я.
«Просто у меня сейчас абстинентный синдром. И другим клином его не вышибить. Только текстом».
Сначала я не поняла его совершенно. Совсем.
А потом до меня дошло.
«Абстиненция — это когда тебе чего-то не хватает», — написала я. «Или кого-то. Лены, да? Потому что вы только что были так близко, а теперь не увидитесь ещё несколько недель».
«Два месяца, если точнее. И это так тяжело, что иногда я не уверен, хочу ли».
Моё сердце дрогнуло. Чёрт, это должно быть, и впрямь чудовищно больно. И так каждый раз при расставании, снова и снова, год за годом… и никакой надежды жить, не разжимая рук. Или она есть, но такая призрачная, что лучше бы её и не было.
Что мне сделать, чтобы ему стало хоть немного лучше?