— Полагаю, и в постели он всегда с вами? Вместо дилдо?
У меня от негодования аж ручка выпадает из рук. Я снова прохожу по камере, а потом с силой отодвигаю свой стул, так что слышен грохот, и сажусь прямо напротив. Кинни, похоже, забавляет моя реакция.
— Веселитесь?
— Вы даете повод, — пожимает плечами и вновь принимается играть цепями.
Этот разговор начинает меня выматывать. Если сначала мне казалось, что я нахожусь на ринге, то теперь складывается ощущение, что мы играем в пинг-понг.
— Я был вчера в «Вавилоне», — ставлю его в известность.
— Ну и как, оттянулись? — совершенно спокойно спрашивает он.
Я решаю игнорировать его подколки, иначе мне никогда не выбраться из этой камеры с ответами.
— По меньшей мере, около двухсот парней оставили о вас хвалебные отзывы.
— Оу…
— А вы ничего не хотите рассказать? К примеру, почему эти парни еще дышат?
— Почему я должен это знать?
— Вы их всех трахали.
Он деликатно приподнимает бровь, прикусывая внутреннюю сторону щеки.
Этот жест выглядит настолько соблазнительным, что я думаю, что напрасно начал этот разговор.
— Выясняете подробности моей сексуальной жизни? Могли бы у меня спросить, я бы рассказал.
— Так просветите, — откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки на груди, уже зная, что сейчас в меня полетят разнообразные пошлости, и я опять сбегу со стояком.
Однако он отвечает совсем другое:
— Я бы посоветовал вам бросить это дело. Вы только зря потратите время и ничего не добьетесь, а если вы ничего не добьетесь, то вернетесь к тому, с чего начинали — будете расследовать, кто украл зубную пасту в супермаркете. Оно вам нужно?
Он серьезно смотрит мне в глаза.
— Вы очень мало обо мне знаете, — наконец проговариваю я, спустя несколько секунд игры в гляделки. — Точнее, вы не знаете обо мне вообще ничего.
— Вы могли бы рассказать, — предлагает он, чуть смещаясь на стуле. — А то вдруг лет через десять мы встретимся с вами в «Вавилоне», а я даже не буду знать, какой у вас любимый напиток.
Мне хочется рассмеяться, но я позволяю себе лишь саркастическую усмешку.
— Боюсь, это исключено. Максимум, где вы будете лет через десять, так это за решеткой. А там нет увеселительных прогулок до «Вавилона», так что встреча наша с вами никак не может состояться. А даже если бы и могла, то вы наихудший кандидат, с которым я хотел бы встретиться.
— Поверьте, мы увидимся вне этих стен. Это я вам обещаю.
В его глазах на секунду появляется что-то дикое, что-то такое, из-за чего я ощущаю себя на месте одной из его жертв и почти чувствую их страх.
— Не будьте слишком самонадеянны, — коротко отвечаю и поднимаюсь с места.
Кинни как-то расслабляется, когда я отхожу на безопасное расстояние. А потом все-таки оборачиваюсь на него.
Он продолжает сверлить меня взглядом, и мне снова не по себе. Ощущение, что сейчас должно что-то произойти, полностью охватывает мое тело, только руки слушаются, быстро стуча в дверь, в надежде выйти на свежий воздух.
Вылетаю буквально в объятия Бена.
— Что с тобой? — он настороженно оглядывает камеру на наличие чего-то противозаконного.
— Просто душно, — отмахиваюсь я.
— Тебя к телефону, — говорит мне Бен.
Я подозрительно оглядываюсь на Кинни и чувствую: случилось что-то по-настоящему плохое.
— Запри его! — быстро говорю Бену и бегу в свой кабинет.
Несколько секунд я слушаю сообщение, а потом медленно присаживаюсь на стул, чувствуя, как у меня опускаются руки.
Вместе с Майклом мы едем на место преступления, хотя это мой, можно сказать, бывший дом.
Замок не взломан, дверь была добровольно открыта, значит, убийца просто постучался и выстрелил.
Я смотрю на бледное лицо Коди, который долгое время был моим любовником. Никаких следов насилия. Как мы это называем — чистая работа, чистая смерть.
Может ли это быть случайностью?
Я рассматриваю вещи, стараясь ничего не трогать руками и не мешать криминалистам.
На тумбочке возле небольших фотографий, стоящих в деревянных рамках, на которых изображены мы с ним, лежат несколько писем.
Я аккуратно заглядываю на подпись и тут же хватаю одно, когда вижу там свое имя.
Ко мне подходит Майкл.
— Так вы вместе живете, что ли? — не понимает он.
— Жили. Полгода назад. Но мы расстались из-за того, что он не одобрял мою профессию, а я то, что мне приходилось из-за него нарушать закон, — усмехаюсь я и медленно вскрываю письмо. Оно совсем свежее, датировано тринадцатым сентября. Значит, неделю назад. — Интересно, что он мог мне писать и почему не отправил… — вслух размышляю я, но когда вижу первые строчки, то сразу становится все понятно.
— Это письма о признании в любви? — удивляется Майкл, заглядывая мне через плечо. — Да тут их море!
Вижу.
— Как думаешь, почему он не отправлял их?
— Может, боялся твоей реакции? — предполагает он, снова вчитываясь в строки.
Но никакой важной информации, кроме той, что Коди завязал с уличными разборками, не было.
— Возможно. Но он даже ни разу не звонил.
Мне внезапно становится жаль его. Несмотря на свои недостатки, он, в принципе-то, был хорошим парнем.
— Пойдем, — толкает меня в плечо Майкл. — Потом выясним результаты экспертизы, тебе надо отдохнуть. Не хочешь в бар какой-нибудь пойти?
Но я только качаю головой.
Думать о барах, где полно народу и постоянно шумно, сейчас неохота. Зато выпить точно не помешало бы.
Я стою перед большим окном у себя дома. Звезд на небе почти нет, но я туда и не смотрю. Я размышляю над тем, кому понадобилось убивать Коди?
Первой мыслью у меня было, что он нарвался на отчаянных натуралов. Ну или ударил не того парня, да с Коди многое могло случиться, поэтому я как-то даже не удивился его смерти. То есть, я и своей смерти буду не удивлен, потому что постоянно имею дело с преступниками. Ну, а что говорить о Коди, который каждый день по собственной воле нарывался на них? Наверняка, он попал в какую-нибудь плохую компанию. Хотя…
Я залпом выпиваю бокал виски, и мои мысли резко проясняются.
Пытаюсь вспомнить строчки того письма, о чем он там писал? Что завязал с уличными разборками? Кому бы он тогда сдался, убивать его?
Есть, конечно, вариант, что он соврал, ну, а смысл врать, если все равно не собираешься отправлять письмо?
Наливаю себе еще виски. Странно, что под действием алкоголя начинаешь думать яснее или глубже… Будто открываются новые горизонты, а лишние проблемы уходят, оставляя только самое важное, то, о чем можно подумать, то, что вроде бы лежит на поверхности.
Он писал мне письма о любви. В любой другой ситуации это бы удивило или растрогало меня, но сейчас я на стадии алкогольного прояснения!
Он писал мне письма, и вероятно, кто-то следил за ним.
Этот кто-то знал, что мы когда-то жили вместе, а может, и до сих пор был в этом уверен, так как у Коди по всей квартире развешаны наши общие фотографии, и даже сохранились кое-какие мои вещи, которые я так и не успел забрать.
Значит, этот человек знал, что Коди что-то для меня значит. И по какой-то причине этот человек захотел донести до меня информацию, что ему известно о моей жизни.
А кому может быть известно о жизни скучного копа, который и по клубам-то не ходит?
Кто спокойно назвал меня по имени, даже не зная в лицо?
Кто угрожал мне сегодня и практически требовал, чтобы я отказался от дела?
Я убью эту суку.
Он захотел показать мне, какой он крутой, перебив моих близких?
А я еще, блядь, сомневался в том, что он может быть убийцей!
Я выпиваю напоследок еще, и мне становится очень хорошо. У меня внутри какой-то азарт и чувство, что я могу взобраться на любую гору, переплыть любой океан, а уж докопаться до этого ублюдка вообще считаю делом самым простым, а главное, правильным.