Станислав Лем: Не может быть рая на земле
ЗАДАЧА, ТРУДНЕЙШАЯ ИЗ ВОЗМОЖНЫХ
Оглядываясь назад на те 35 или 36 написанных мною книг, вижу, что отношение моих «миров» к действительности почти всегда характеризовалось реализмом и рационализмом. Реализм заключается в том, что пишу о проблемах, которые либо уже являются частью жизни и нас беспокоят, либо о проблемах, появление которых в будущем казалось мне вероятным и даже достоверным. А рационализм означает, что я не ввожу в сюжет ни толики сверхъестественного или, яснее и проще — ничего такого, во что я сам не мог бы поверить. Главным источником моего творчества была и остается область точных наук. Я пытался представить себе результаты использования новых технологий в интересах общества и наоборот — использование общества в интересах неких технологий.
Рассмотрим, к примеру, вопрос о «производстве ЗЛА» как следствия «научного прогресса». Он очень сложен. Скорее — слишком прост в сравнении с нашими требованиями, ведь мы, веря в совершенствование мира, хотим, чтобы плоды науки не были отравленными. Между тем эти плоды как орел и решка, аверс и реверс одной монеты. Потенциальное «добро» и «зло» прогресса связаны неразрывно. Распознание тактики битвы, которую тот же вирус СПИДа ведет в человеческом организме, позволит вклиниться в нее молекулами, «скроенными» таким образом, чтобы расстроить поразительно точную, «хитрую» стратегию вируса, помешать ему «захватить власть» над клеточным механизмом. Тогда он бесславно погибнет, не причинив уже никакого вреда.
Очень хорошо, если произойдет именно так. Но искусство «молекулярной кройки», которым овладеет человечество, сделает возможным синтез биологического микрооружия, быть может, еще более страшного, чем вирус. В 1979 году я описал в романе «Осмотр на месте» последствия войны, которая велась «криптовоенными методами», то есть рассеиванием смертоносных вирусоподобных генов над территорией противника. Если учесть, что контролировать разоружение в «макромасштабе» (ракеты, самолеты, танки) гораздо легче, чем в «микромасштабе» (как узнать, что разрабатывает другая сторона в своих подземных лабораториях?), — ситуация и впрямь фатальна. Невидимое оружие, и притом такое, которое начнет убивать лишь спустя пять или десять лет… На это как раз способен вирус СПИДа!
Но можно ли отказаться от вирусологии? Разумеется, нет. Вот типичная антиномия практического действия. Много «ЗЛА» проистекает из-за вовлечения результатов развития науки, новых технологий в систему глобальных политических антагонизмов. Наука, однако, может быть лишь проектировщиком таких технологий, а не инвестором-финансистом. Тут должны вступать в дело с помощью законодательства ПРАВИТЕЛЬСТВА, поскольку ни при социализме, ни при капитализме не окупятся средства, вложенные непосредственно в спасение биосферы. Экологические проблемы, как правило, выходят за границы отдельных государств, правительства которых, самое большее, могут обвинять других в особенно интенсивном разрушении биосферы. Эти проблемы либо будут решаться в глобальном масштабе, либо их не удастся решить по-настоящему. Это как разогнавшийся поезд: чем позже мы начнем тормозить, тем дольше тормозной путь. Спасение биосферы осложняет еще один фактор — демографический взрыв. Когда я ходил в школу, мир населяли два миллиарда человек, а теперь — пять миллиардов с лишним. Благодаря новым методам земледелия, синтезу пищевых белков и так далее, то есть благодаря БЛАГАМ, которые приносит наука, Земля прокормит и 12 миллиардов, но 48 миллиардов она не прокормит. И потому XXI столетие будет временем необычайно трудных решений.
При стабилизации численности человечества на уровне около четырех миллиардов все живущие могли бы достигнуть комфорта, уже существующего в наиболее зажиточных странах. Впрочем, «ЗЛО», проистекающее из науки, вообще больше бросается в глаза, чем «ДОБРО». Телевидение показывает нам искореженные при столкновении железнодорожные вагоны или обгоревший остов самолета; выходит, виноват Стефенсон или же братья Райт. Но никто не показывает нам «хорошую сторону» прогресса науки — миллионы людей, оставшихся в живых благодаря тому, что медицине удалось победить эпидемии чумы, холеры, туберкулез, наладить профилактику гриппа…
Наконец, следует повторить, что наука может предложить нам решение старых задач, а также новые задачи, но не может сама широко внедрить в жизнь все то, что она изобрела и открыла. Между новшеством и его внедрением могут встать непреодолимые экономические барьеры. В глобальном и историческом масштабе наблюдается такое ускорение научно-технического прогресса, при котором чем беднее страна, тем больше она отстает от авангарда. А авангард мчится, время от времени сдерживаемый в общем-то «ВСЕГО ЛИШЬ» уже упомянутым «барьером инвестиционных издержек». Почему он так мчится? Потому что человек так устроен: если ему удалось взобраться на Эверест с кислородным аппаратом, дальше он хочет взойти на вершину без аппарата (и это-таки удалось), а потом и женщины не захотели отставать от мужчин! Ошибается тот, кто думает, будто это свойственно лишь альпинистам. Так обстоит дело со всем. Человек — существо творческое, и необходимы стагнирующие системы, чтобы обуздать в нем неуправляемый творческий порыв.