В общем, все у Оли было хорошо, по ее меркам: крыша над головой, бабушка, лучшая подруга Куся и даже любимый мальчик.
… Едва за старушкой закрылась дверь, раздался звонок. Подскочив с насиженного места, девушка поспешила открыть.
— Куся, хочешь чая? — помогала Оля подруге снять верхнюю одежду.
— Ага, — скинув сапоги, Сальская прошла в комнату, словно вернулась домой.
— Сейчас, — улыбнулась Смирнова и поспешила на кухню, предоставляя Вике возможность самой себя развлекать.
Вернувшись в комнату с чаем и вазой с конфетами, Оля не удивилась увиденному. Сальская рыскала с маниакальной одержимостью по шкафам.
— Обалдеть! Мне капец как запах нравится, — приговаривала Вика, копаясь в бумагах на верхней полке самой дальней антресоли. — Стариной и чем-то нереальным. Не могу объяснить. Словно тут есть какие-то сокровища.
— Моль там есть, — усмехнулась Оля.
— О, смотри, — воскликнула подруга. — Тут свидетельство об удочерении…
Не понимая, о чем говорит Сальская, девушка подошла и взяла документ из ее рук.
— Свидетельство об удочерении Смирновой Ольги Ивановны… — зачитала она вслух. Туман в голове сгустился. — Кусь, я что… приемыш?
— Лель, так тут написано, — заметно занервничала подруга.
— А как же мне теперь…
Как-то в момент Оле стало не по себе. Пусто и горько. Будто она одна-одинешенька во всем мире. Выброшенный за ненадобностью приплод, который подобрали из жалости, а может, по другим причинам, о которых она даже не догадывалась. В груди неприятно ныло, саднило, пекло́. Слезы выступили на глазах и многое стало понятным. И про отсутствие фотографий, и про внешнее различие, и про нежелание бабушки говорить о родителях. Только как теперь жить с этим знанием — не знала.
— Эй! — встряхнула ее за плечи Вика. — Смотри, тебя удочерила Наталья Тимофеевна почти сразу, как ты родилась. Спустя месяц после твоего рождения.
— И что?
— А то, что твоя бабушка тебя с первых дней воспитывает и заботится! — потыкала Сальская Смирнову пальцем в лоб. — Мозги твои где? Не тот родитель, кто родил, а тот, кто воспитал! Я слышала, как моя тетка говорила это своему сыну. Твоя бабка кучу детей приняла, а тебя забрала себе — значит, полюбила сразу.
— Или пожалела, — всхлипнула Оля.
— И что теперь? Любить ее не будешь? — вскинула руки подруга. — Что меняет эта бумажка? Да твоя бабуля — герой!
Растерянность Смирновой стала отступать. В словах Вики был здравый смысл. Обидно, конечно, что она оказалась брошенным ребенком, — отказничком, как их называла бабушка, — но… таковой девушка себя никогда не чувствовала. Всегда была окружена заботой и любовью.
— Как думаешь, стоит сказать бабушке, что я знаю? — вытерла она слезы.
— Я бы скрыла, — подумав, ответила подруга, убрала бумаги на место и уселась на диван. — К чему объяснения? Бросили, ну и фиг с ними. Она же не бросала, хоть и одна была. Зачем причинять боль своими признаниями? Захочет — сама расскажет. Или ты решила найти своих родственников?
— Нет! Зачем искать тех, с кем я и дня не жила?
— Тогда забудь и живи дальше, — Вика засунула в рот конфету и запила чаем. — Да и Наталью Тимофеевну не надо огорчать. Человек пожилой, мало ли, разнервничается…
— Куся, давай больше без перебирания серванта, а? Я с ума сойду от новых открытий, — вздохнула Оля.
— Честное пионерское! Никогда больше, — то самое «пионерское» Сальская изобразила забавным жестом, который подсмотрела в одном из фильмов.
После ухода подруги Оля долго думала над тем, что открылось. Чем больше вопросов рождалось, тем меньше хотелось погружаться в правду. Бабушка стала родным человеком, и Вика права, напомнив о ее здоровье. Лучший выход — не лезть с расспросами. Захочет — поведает все секреты. Плохого точно ей никогда не сделает, а доверие — это важная составляющая в их отношениях.
И Смирнова продолжала изображать неведение, оберегая себя и единственного близкого человека от ненужных переживаний. Где-то в душе хотелось еще больше угождать пожилой женщине во всем, в знак благодарности. В душе поселился иррациональный, но осязаемый страх, что бабушка может отказаться от нее сейчас или пожалеть об удочерении…
Глава 5
Спустя три месяца после обрушившейся правды Оля более-менее успокоилась и смогла отвлечься от загоняющих в тупик мыслей.