Он на секунду задумался.
– Не знаю. Никак, наверное, – честно признал он.
– И я никак. Видишь, ничем от тебя не отличаюсь.
– Ага, – его скептицизму не было предела. – Только выдумаешь всякую хрень, чтобы занять себя.
– А ты как будто нет. Скажи мне, Саш, откуда ты берешь задачи для себя?
– Задачи? Ну… сам себе придумываю.
– Вот, – я торжествующе поднял вверх указательный палец, как детектив, указывающий на улику. – А я беру их от общества, потому что так мне привычнее и прикольнее. Да, возможно, этот вопрос с отношениями мы никогда с тобой не решим, но скажи мне честно. Даже после всех твоих ярких речей и всех твоих логических домыслов… Скажи мне – согласишься ли ты на обычную девушку, которая тебя не любит, а требует лишь любить ее? Обычную современную девушку? Которая прикрывается историей и собственной социальной значимостью? Которая ждет от тебя мужских поступков, но не дает им четкого и понятного определения?
Саша резко помотал головой.
– Нет, конечно.
– Ну вот и все. И зачем мне твои рассуждения о текущей реальности? Я ее знаю. Я ее принимаю. Я с ней не согласен. Я не-мужчина. Я человек. Я личность. Я сам решаю, как хочу жить, опираясь на себя и окружающую действительность. И пусть мир пробует мне помешать, я с удовольствием буду сражаться с ним до последнего вздоха.
Саша элегантно поклонился мне.
– Красивые речи, выпендрежник. Особенно интересно их слушать от человека, который не может определить свое место в мире.
Я разом поник после его слов.
– Твоя правда, – согласился с ним я. – Просто… Смотри.
Я положил две оставшиеся в живых печеньки на разные стороны стола.
– Вот это, – сказал я, указывая на левую печеньку. – Это жизнь. Ее начало, ее зарождение. А вон та вкусная печенька олицетворяет смерть. Наш логический финал, к которому мы рано или поздно придем.
– Ну, – нетерпеливо произнес Саша, хищным взглядом смотря на обе печеньки.
– Между двумя этими аппетитными сладостями проходит дорога жизни. И она наполнена разными событиями. А также она наполнена смыслом. И если ты мужчина, то твой смысл быть мужчиной. Если ты женщина, то твой смысл также предопределен. Но что, если ты перестаешь быть мужчиной или женщиной? Становишься человеком, личностью? Что тогда? Какой смысл в нашей с тобой жизни? Потому что в последнее время я чувствую, как усердно наполняю мою жизнь различными событиями, но я не понимаю, куда мне стоит идти. Ради чего мне жить, Саш? В чем моя основная задача? Получается, что вся моя текущая жизнь – это эскапирование… побег от смысла…
Саша раздраженно махнул на меня рукой.
– Ты задолбал со своим философствованием! Зануда!
И он положил в рот обе печеньки, недавно участвовавшие в решении вопроса бытия.
– Жизнь существует, чтобы жить! – гордо произнес он с набитым ртом. – А смерть, чтобы умереть. И все! А в промежутке делай что хочешь, кроме ускорения собственной смерти. Это запрещено по нашим правилам игры.
– У тебя прямо совмещение гедонистических и христианских ценностей, Саш, – шутливо подметил я.
– Да вообще пофиг, как там все называется!
Он с улыбкой посмотрел на меня, а потом серьезно сказал:
– Все равно мы будем себе задавать все эти вопросы, Вадим. Так уж мы устроены. И сейчас мне кажется, что жизнь – это попытки ответить на вопрос о ее смысле. Постоянная внутренняя борьба, постоянные страдания и самобичевания.
– Неожиданно слышать подобное от тебя, – я действительно удивился.
– А вот слушай, пока я добрый, – он весело усмехнулся. – Но главное… Ты должен жить, Вадим. Жить, невзирая ни на что. А там уж бери задачи откуда хочешь. Ставь их перед собой сам или спрашивай у общества. Это не важно. Но живи. Как можешь. Живи и твори. Задавай вопросы. Пробуй отвечать на них. А дальше уж как сложится.
Его слова не ответили ни на один из моих внутренних вопросов, но почему-то после них мне стало легче на душе.
За весь день мы в итоге выпили десять кружек чая и съели в совокупности 63 конфеты, 44 печеньки и более 20 различных других сладостей.
В общем и целом день прошел хорошо. И я был рад этому.
V
Мы гуляли по тихой ночной улице, рядом с деревьями, луной и жаром наших собственных тел.
Мы очень понравились друг другу, я это чувствовал, ощущал, понимал.
Разговор шел легко, плавно, непринужденно. На душе было то самое прекрасное любовное настроение, доступное каждому из нас в редкие драгоценные моменты жизни.
Мы дошли до ее дома. Хотя разве благостное парение по воздуху можно назвать ходьбой?
И вот настал тот самый момент. Я знал, что он рано или поздно настанет. Было слегка грустно, но разве можно обмануть самого себя? Можно, конечно, но зачем?