Он только начал протягивать руку в сторону собаки, но псина молча оскалилась, и он передумал. А она вдруг вскочила, завиляла хвостом, подошла к Сорокиной и ткнулась носом ей в ладонь. Та немного растерялась, но догадалась погладить. Собака восторженно взвизгнула и свалилась на спину, подставляя под ласки живот. Сорокиной пришлось присесть на корточки, иначе не доставала. Молли блаженно жмурилась и время от времени дёргала лапами.
— Товарищ капитан, мы пришли сюда не собак гладить, — строго напомнил шеф. — Займитесь делом, пожалуйста!
Как только Сорокина перестала гладить собаку, та вскочила, схватила её шапку и умчалась в комнату.
— Не беспокойтесь, Молли — умница, и вещи не портит, ни мои, ни чужие. Заходите в комнату, присаживайтесь там, куда хотите а я быстренько чаю заварю, в такой мороз горячий чаёк лишним не бывает.
В углу комнаты лежала Молли, засунув голову в шапку. Шеф, не обращая на неё внимания, сел в кресло. Сорокина устроилась на диване. Хозяйка с чаем для себя и гостей вернулась очень быстро.
— А вы говорили, она вещи не портит, — напомнила Сорокина.
— Молли, фу! Отдай шапку! — приказала хозяйка и требовательно протянула руку.
Собака вскочила с шапкой в зубах и мимо неё помчалась к дивану, протянула шапку Сорокиной, и стоило только той её взять, прыгнула на диван, улеглась там и положила голову женщине на колени.
— Вы ей очень понравились, — улыбнулась хозяйка. — Но время уже позднее, а вы наверняка пришли по делу. Так что я вас слушаю.
— Вы видели когда-нибудь этих людей? — шеф протянул ей фотографии убитых киллеров.
— Нет. Это те, кого застрелил Бонифаций? А что, кто-то из соседей их знает?
— Пока не нашли тех, кто с ними знаком, но опросили ещё не всех. А вы, значит, считаете, что их убил Бонифаций?
— А кто же ещё? В квартире больше никого не было. Или был?
— Был. Например, ваша собака.
— Но вы же не думаете, что стреляла моя Молли?
— Не думаем. Расскажите, пожалуйста, в каких отношениях вы были с Бонифацием?
— В хороших. Заходила к нему в гости, собаку у него частенько оставляла, Молли не любит быть одна. Бонифаций с ней отлично ладил. Иногда вместе ужинали, может, раз в пару недель. Бывало, что за покупками для него ходила, хотя обычно он доставку на дом заказывал.
— У него были женщины?
— Нет. Разве что профессионалки. Их он тоже заказывал на дом, и всякий раз разных. По крайней мере, так он говорил мне. И, если вам интересно, иногда я оставалась у него на ночь.
— Об этом я и сам догадался. А что он ещё вам говорил? Может, он кого-то или чего-то боялся? Может, ему угрожали? Были у него враги?
— Никого он не боялся, это точно. Он же частенько дверь квартиры не запирал. Разве те, кто боится, так делают? Об угрозах я ничего не знаю. А враги были, конечно. Разве те, кто его убил, ему не враги?
— Пожалуй, последний вопрос на сегодня, — шеф едва сумел подавить зевок. — Вы сказали, что он отлично ладил с вашей собакой, и вы её отводили к нему, уходя из дому. Но в этот раз вы были дома, а собака — у него, причём нам известно, что он занимался сексом. Зачем ему в этот момент чужая собака?
— Вы намекаете, что Бонифаций трахал Молли? — рассмеялась хозяйка. — Думаете, она бы на это согласилась? Вот проведите, как вы называете, следственный эксперимент, и потом подсчитаем, чего и сколько она вам откусила.
— Не будем затевать аморальных экспериментов, — шеф решительно встал, потянулся и сделал несколько резких движений, разгоняя кровь. — Что ж, разрешите откланяться. Капитан Сорокина, я вам приказываю немедленно проснуться!
Неимоверно уставшую Сорокину вдобавок ко всему разморило в тепле, и она безмятежно спала, не замечая приказов начальства. Молли, каким-то образом поняв, чего хотят от её новой подружки, слегка укусила её за ухо, а когда та, вскрикнув от неожиданности, разлепила глаза, лизнула её в лицо.
— Простите, товарищ полковник, я немного задремала от усталости, — Сорокина явно смутилась, но при этом дала понять, что шеф, заставляя её работать сверхурочно, тоже виноват.
— Я вижу, спящая красавица, вопросов к свидетельнице у тебя нет. Так что давай на выход. И за руль, с твоего позволения, сяду я, а то мы никуда не доедем.
Бардин и Хоттабыч тоже очень хотели спать. Они едва не литрами пили кофе, а накурили в кабинете Бардина так, что в нём теперь можно было вешать пилораму. Хоттабыч, непрерывно зевая и потирая глаза, уже по третьему, наверно, кругу рассказывал о теории фокусничества, или как там оно правильно называется, а Бардин кивал и старательно делал вид, что внимательно слушает и даже что-то понимает.