— Когда я сюда входил, двери были не просто открыты, а распахнуты. Я же выезжать собирался. Уже за руль почти сел. Но тут в глазах потемнело, и всё. Давление, наверно. У моей жены такое иногда бывает, она гипертоничка. А у меня — в первый раз. Всегда бывает первый раз, вот сегодня он был у меня. А когда я в себя пришёл, вижу — лежу на переднем сидении, темно, как у негра сами знаете где, и это потому, что гараж закрыт. А ключей у меня нет, куда-то делись. Нет их нигде, ни в салоне, ни в гараже. А я точно помню, что в руках их держал, когда потерял сознание.
— И что было дальше?
— А ничего особенного. Включил свет, ключи поискал, не нашёл, это я уже говорил. Потом подошёл к дверям, стал кричать, на помощь звать. Только не пришёл никто.
— Телефона у вас с собой не было?
— Как же не было? Был, конечно! Только с него уже никому не позвонить, — старик показал на полку, где между фанерными ящиками с каким-то неописуемым хламом лежали бренные останки мобильного телефона. — Наверно, я на него в темноте наступил, и не заметил этого.
— Как бы не так, — шепнул подполковник Любе. — Я даже отсюда вижу, что аппарат давили узким каблуком. Мы с вами видели эти каблучки.
— Что вы там шепчетесь? — забеспокоился Хоттабыч. — Убить меня сговариваетесь? Юрий Николаевич предупреждал, что вы можете это сделать. Вы же федералы, а не полиция, верно? Хотя нет, дамочка эта, то есть, капитан Сорокина, из полиции. А вот этот противный тип — из КГБ, даже не сомневайтесь! Я их нутром чую, этих мерзавцев! Сколько они у меня крови попили, на всех зарубежных гастролях!
— КГБ уже давно нет, — недовольно буркнул подполковник.
— Как это — нет? Есть! Никуда оно не делось. И ЧК есть, и НКВД, и ОГПУ. Все на месте. А если хорошенько поискать, в смысле, как следует, то и СМЕРШ найдётся.
— Отставить пьяную болтовню, товарищ Хоттабыч! А ну, отвечайте — куда вы собирались ехать?
— Это моё личное дело. Я ещё не такой старый, у меня ещё иногда бывают личные дела! Поняли? — Хоттабыча окончательно развезло.
— Не в ресторан «Лилия», часом?
— А если и туда? Что, нельзя?
— Дурак вы, товарищ Хоттабыч. Та баба, что вам звонила — оборотень. Мы с товарищем Сорокиной её собственными глазами видели, правда, в записи. Убьют они вас, и фамилии не спросят. Эта вас почему-то пощадила, ну, так к вам подошлют другую. Безжалостную. И всё. Был Хоттабыч — и нет Хоттабыча. А мы её или поймаем, или не поймаем. Гарантировать ничего нельзя — уж больно девица шустрая. Её даже разглядеть тяжело, нам пришлось замедлять прокручивание записи, чтобы вообще хоть что-то увидеть. Кто ж вас от такой реактивной дамы защитит? Да никто! Вдобавок ценность ваша для нас почти никакая, а вы ещё и хамите.
— Ценность человеческой жизни неизмерима, — назидательно произнёс Хоттабыч. — А ни одна революция не стоит слезинки жеребёнка. То есть, я хотел сказать, ребёнка.
— Вы эту девицу хоть видели? — Федералов пытался хоть что-то узнать у пьяного фокусника.
— Что-то я видел. Но не знаю, что. Я открывал дверь машины, и тут кто-то заслонил свет. Я подумал, что надо глянуть, кто это там ко мне пожаловал, но потерял сознание. А потом очнулся — гараж заперт, телефон разбит, а звать на помощь бесполезно.
— Вы это уже говорили.
— А я могу ещё раз сказать! Хорошо, что у меня в гараже консервация кое-какая хранится, и пара бутылок эликсира. А то бы я со скуки тут помер. А ты, гэбист, только рад бы был! Потому что ты — гнилой мерзавец. Но Хоттабыча так просто не возьмёшь! Вот эта баба из полиции пыталась — и что у неё вышло? А?
— Товарищ Сорокина, отправьте его в вытрезвитель, — расстроенно попросил подполковник. — Надоел этот хам.
— Вытрезвителей у нас давно нет, — отмахнулась Люба. — Пусть сам протрезвляется.
— Нет, так нет, аллах с ним. Что насчёт девицы-оборотня скажете? Реально её поймать?
— Не знаю. С такой скоростью она уже может быть где-то возле монгольской границы. Да и не факт, что она оборотень. Мы же не видели, как она превращается во что-то жуткое.
— Бросьте, товарищ Сорокина! Это вас, небось, товарищ Нежный запугал? Мол, федералы убьют всякого, кто знает об оборотнях. Но это же глупость несусветная! Товарищ Нежный слишком мнительный. Никто вас и пальцем не тронет. Чтоб вы знали, об оборотнях уже много веков знают, и кому это мешает? Вон, «Ван Хельсинги» знают, а их финансируют и Ватикан, и ЦРУ, и Моссад, и британцы наверняка тоже участвуют, а убивают их только сами оборотни. И то, говоря вашим языком, это необходимая самооборона без всякого превышения пределов.
— А вдруг мы разболтаем?