— Понятия не имею, когда, — охотно ответила та. — Сроки знает только Агата. То есть, знала, Ритуалов же больше не будет. А чья была очередь — могу сказать. Как раз именно Агаты. Ты же сама мне жаловалась, что она бросается на людей, как конченная нимфоманка. Так ведут себя все, у кого организм созрел.
— Глупости, мама, — возмутилась Лита. — Я ничего подобного и близко не вытворяла!
— Ты — страж, доченька. У вас всё не как у людей. Вы умеете сдерживать эмоции, вас к этому готовили. А вот она совсем себя не контролирует. Не осуждай её, пожалуйста, я в таком состоянии веду себя не лучше.
Вот теперь Лита всё понимала. С чего бы Настёне ревновать подружку к женщинам? Они давно вместе, и Агата всё это время вовсе не была образцом верности. Пусть не так откровенно ко всем приставала, как сейчас, но приставала же. Настёна тоже вряд ли соблюдала обет целомудрия, пока её подружка предавалась разврату на стороне. Так что ревность если и была, то тлела, а не полыхала. Но вот на горизонте замаячил Ритуал. Секс с мужчиной считается природным, вдруг Агате это так понравится, что она больше не захочет с женщинами вообще? Тем более, живёт рядом с Бонифацием. Тут уж не приходится выбирать, на кого лучше наткнуться Врагам, на стража или нет. Откладывать нельзя, следующая — Агата.
— Мама, мы с тобой должны сходить в гости к Настёне, — заявила Лита.
— К подружке Агаты? Зачем?
— Хочу кое о чём у неё спросить. А если не ответит или ответит неправильно — прикончить.
— Ты только что говорила, что контролируешь эмоции. Лучше уж соблазняй весь Род, как Агата, чем убивать направо и налево. О чём ты собралась спрашивать?
— О том, не она ли навела Врагов на меня и Бонифация во время Ритуала.
— Почему ты думаешь на неё?
— Кто-то же это сделал. Почему не она?
— Зачем ей убивать тебя и Бонифация?
— Меня — незачем. А мужчину — чтобы Агата не прекратила с женщинами.
— Неубедительная причина, доченька.
— Придумай лучше. Я — не смогла.
— Ладно, если хочешь, давай навестим Настёну. Только дождись меня, сама на неё не наезжай.
— Во-первых, я стою в безнадёжной пробке и выберусь из неё нескоро. Во-вторых, она меня не пустит в дом. Одну не пустит. А с тобой - пустит, никуда не денется.
Ожидать звонка инспектора венгерской полиции Бардину пришлось не слишком долго. Ему даже показалось, что совсем не пришлось — он не замечал хода времени, пока смотрел на Палёнку, и мог бы это делать часами, днями, месяцами, годами, веками… Нет, годами и веками — пожалуй, перебор. Сидели они молча, Палёнка говорить не хотела, она читала очередной журнал, а Бардин, как ни пытался, не мог ей сказать ничего интересного или хотя бы осмысленного. В тиши кабинета компьютер загудел вполне отчётливо.
— Гражданин капитан, вас вызывает венгерский мусор, — сказала Палёнка.
— А? — откликнулся Бардин.
— Хрен на. Венгр. Звонит. По скайпу. Дошло?
— О! — Бардин повернулся к экрану и включил связь. — У! То есть, здравствуйте!
— Добрый день! — откликнулся венгр с еле заметным акцентом. — Это вы капитан Бардин?
— Я.
— Очень приятно. А меня можете называть Ференц. Мою фамилию вы вряд ли сможете правильно произнести.
— Принято, Ференц. Это вы расследовали убийство русской циркачки, которую…
— Городок у нас небольшой, и на моей памяти в нём произошло только одно убийство, так что я отлично помню.
— Как это одно?
— Одно пришлось расследовать. А так бывают иногда, конечно. Муж жену зарежет, или тёщу, или они его, вот такая вот ерунда. Или подерётся насмерть, так тоже бывало. Но искать убийцу пришлось только раз. Хотя официально как раз оно и не было убийством.
— А на самом деле?
— Кто знает, как там всё было на самом деле? Убитая, как бы это сказать? Была не очень верна мужу, как, впрочем, и он ей. Но у него — непробиваемое алиби.
— А у его любовницы?
— Вы будете смеяться, капитан, но я не смог установить, кто его любовница. Циркачи ничего не хотели мне говорить. Я из них клещами тянул каждое слово. А ведь погибла одна из них. И что я должен был думать? Только одно: убийца — тоже циркач, они знают или догадываются, кто он или она, и одобряют. В крайнем случае, не осуждают.