— Никак нет, товарищ полковник. Но мне показалось, что вы не хотите, чтобы вас прикончили федералы под видом оборотней. Если я в этом не ошибаюсь, свяжитесь, пожалуйста, с местным участковым, и узнайте у него, какие квартиры в окрестных домах снимают бабы без мужиков. Это несложно. Вы же когда-то опером были, а мастерство не пропьёшь.
— Не бабы, а женщины, — поправила Сорокина.
— Участковый наверняка тоже не знает буквы «эйч». А для тех, кто её не знает, слово «бабы» намного понятнее. Ты уже получила список бабских квартир?
— Да. Что там его получать? Исключила те, в которых проживают лица мужского пола старше пятнадцати лет, и всё. Простенькая команда. Семнадцать квартир осталось.
— Ещё участковый две назвал, — добавил шеф, пряча телефон в карман. — А почему тебя интересуют одинокие бабы, Нежный? С чего ты взял, что среди оборотней нет мужчин?
— Одна баба с огромными сиськами перестреляла троих вооружённых боевиков. Другая, плоскодонка, запросто отобрала у меня пистолет. А где оборотни-боевики мужского пола? Их нет, если не считать старика Бонифация, которого тоже больше нет, так что его можно не считать. Да и какой из него, на хрен, боевик? Значит, ищем баб без мужиков.
— А может, у оборотней матриархат? И женщины у них сильные, а мужчины слабые и глупые? — спросила Сорокина, но явно без особого интереса. — Примерно как у нас сейчас.
— А я думаю, у них там все или почти все лесбиянки. Агата — почти наверняка, а эта страж — вообще самая что ни на есть типичная.
— Нежный, где это ты успел хорошо изучить лесбиянок? — не промолчал и шеф. — Небось, лесби-порно постоянно смотришь?
— Иногда, товарищ полковник. Заглядывая вам через плечо.
— А я подумала, что лесбиянка — собака Молли, — вспомнила Сорокина. — А ещё Бардин говорил, что в Венгрии, там, где убили дочку Хоттабыча, были две русскоязычные лесбиянки, причём одну из них тоже звали Агата. Это ему полицейский-венгр рассказал. Я, как услышала, ещё подумала, что имя редкое, а у нас в фигурантах две Агаты. В общем, странное совпадение. А ещё там был кто-то из Ван-Хельсингов, но он быстро уехал, сказал, что оборотни к этому убийству ни при чём, так что ему там делать нечего. Так что это точно не одна и та же Агата.
— Послал же Господь сослуживцев, — вздохнул Нежный. — Совпадение, как же. Ладно, проехали. Сорокина, посмотри фото всех, кто живёт в квартирах из твоего списка, и скажи, нет ли там дамочек, похожих на Агату.
— В соседнем доме живёт очень похожая женщина. Её зовут Зинаида…
— Плевать, как её зовут. Я должен сам посмотреть. Сорокина, помоги мне встать, пожалуйста, — майор, хоть и с трудом, сумел подняться. — Как приятно опереться на надёжное плечо товарища!
— Нежный, это не плечо, а грудь! — недовольно поправила его Сорокина.
— Всё равно приятно.
Лита почти всегда чувствовала, когда за ней кто-то следит, но сейчас это чутьё оказалось бесполезным. И так понятно, что из окна на неё смотрит или мать, или Зина, а то и обе сразу, и на этом фоне ей никаких посторонних взглядов не уловить, ни враждебных, ни безразличных. Она осмотрелась вокруг, и не заметила никого, кто бы ею интересовался. Осматривалась не очень тщательно — если следят профессионалы, всё равно не заметишь, а люди, что смотрят из окон, вообще для неё невидимки.
Лита подошла к своей машине, открыла багажник и достала оттуда ключи. Не от машины, разумеется, а от дверей подъезда и квартиры Зины. Уходя, она незаметно прихватила их с собой, так, на всякий случай. Женщина, открывающая дверь ключом, привлекает к себе куда меньше ненужного внимания, чем та, кто проскальзывает в подъезд вслед за кем-то из жильцов, или та, что орёт в домофон, кто она такая и почему нужно её впустить.
Зайдя в прихожую, замёрзшая Лита заперла входную дверь. Более-менее согрелась только минуты через две, и только тогда с огромной неохотой сняла шубу и пристроила её на вешалку. Она ждала, что к ней кто-нибудь выйдет, но её приход остался незамеченным. Лита, бесшумно ступая на носочках, вошла в пустой зал, где на столе сиротливо стояли чашки с давно остывшим чаем и банка варенья, которую никто не удосужился закрыть.
Внимательно прислушавшись, она уловила размеренное сонное дыхание, причём сдвоенное, доносящееся из спальни. Лита слегка приоткрыла дверь, и на неё пахнуло характерным мускусным запахом, отлично ей знакомым. Она шагнула внутрь и грубо пнула ближайшую к себе женщину, не глядя, какую именно.
— Кармелита, что ты себе позволяешь? — заорала её мать.
— Я, значит, защищаю Род на сумасшедшем морозе, а вы тут надумали развратом заняться? — прорычала в ответ Лита. — Вы так оплакиваете смерть любимой сестрицы и просто любимой?