— Пошел вон отсюда, — сцепив зубы выдавил Яширо.
Итачи не подчинился. Он продолжал стоять на пороге храма.
— Пошел вон!
Но ненависть и ярость совсем не задевали Итачи.
— Неужели вы правда верите, что можете победить? — спросил он спокойно.
— Щенок… — выдохнул Инаби. — Ты даже не представляешь, каково это, когда твоя жизнь пуста и ты должен просто терпеть. Терпеть, пока не сдохнешь.
Итачи испытал прилив острой жалости.
— Если ваша жизнь пуста, то измените это. Найдите, чем ее заполнить.
— Именно это мы и пытаемся сделать! — рявкнул Яширо. — Нас притесняли с момента основания Конохи. У нас нет будущего, но наше поколение изменит это. Мы хотим, чтобы будущее было хотя бы у наших детей и внуков!
— Как вы не поймете? Полагаясь на этот дурацкий план, вы наоборот отнимаете у своих детей будущее. Любое будущее!
— Сколько тебе еще нужно, Итачи? Когда ты наконец насытишься и перестанешь приходить на собрания, чтобы пытаться выставить нас идиотами? — спросил Текка. — Как бы ты ни был талантлив, но ты слишком много о себе возомнил. Подставил своего отца. Мы уверены, без тебя здесь не обошлось. Кто еще мог задурить голову Фугаку-тайчо, как не ты?
— Выйди вон отсюда, — с отвращением вымолвил Яширо.
— Именно, — поддакнул Инаби. — Пошел вон.
Голоса сливались, сплетались… Уже все собрание орало на него. Итачи больше не хотелось ничего им говорить и ни в чем их переубеждать, он просто вышел из зала, прикрыв за собой дверь, и выбрался на улицу. В глубине души он понимал ярость и недовольство засевших в подвале людей, но он видел гораздо дальше, чем они.
Он ведь тоже был из клана Учиха. Но Итачи никогда не позволял себе искать оправданий, шел к своей цели, сметая на пути все: предубеждение, недоверие к его возрасту и происхождению. Первый Учиха в Анбу, Итачи ломал стереотипы и политику деревни, направленную против его клана. Он был особенным. Что мешало всем этим людям поступать так же? Искать проблему в себе и развиваться, идти вперед с гордо поднятой головой, а не сваливать вину на Коноху и копить в душе ненависть?
Ничтожные, слабые духом Учиха. Он жалел их невежество и слепоту, но в то же время они вызывали отвращение. Перед глазами все эти два месяца стояло видение: патрульный Полиции, грубо схвативший Сараду за подбородок, словно у него было на то право; Саске, отлетевший к стене от мощного удара взрослого мужчины. Так низко, трусливо… Провоцировать его, угрожая беспомощному ребенку и молодой девочке. Разве можно было доверить этим духовно убогим людям будущее Листа и будущее всего мира?
Итачи за последние месяцы укрепился во мнении, что реальность, из которой пришла в прошлое его племянница, не была бы возможна, останься Учиха в живых. Их амбиции, низкое желание доказать деревне, что они чего-то стоят, противоречили тем глубоким компромиссам, которые положили начало эпохе мира после грядущей Четвертой Мировой Войны Шиноби. Рассадник ненависти. Бомба замедленного действия. Это можно было изменить, но не за месяц и не за два. Нужны были годы и сильный лидер, способный направить Учиха по верному пути. И никто, никакая мерзкая тварь, не должна была мешать этому и подзуживать горячую молодежь.
Створка седзи позади отодвинулась. Из храма вылетела Изуми, догнала его и схватила плечи.
— Постой, Итачи-кун, пожалуйста!
В ее красивых глазах стояли слезы.
— Если ты не вернешься обратно, они посчитают предателем и тебя, — тихо сказал Итачи.
Изуми яростно качнула головой.
— Мне все равно!
Душа снова заныла. При всей своей внутренней доброте Итачи понимал, что, если бы миссия состояла в том, чтобы убрать лишь тех, кто сейчас находился в зале и выбирал дату мятежа, он бы принял ее без колебаний. Учиха сами были виноваты. Он несколько лет, надрывая горло, орал, пытаясь тщетно достучаться до их сознаний, и никто его не слушал. Но Изуми… Чистая невинная девочка, которая не хотела войны. Она была другой и не должна была умереть так глупо из-за ненависти клана — это единственное, что заставляло его сомневаться в своем решении каждый день, каждый час, каждый миг.
— Итачи-кун… — она всхлипнула. — Вернись, пожалуйста… Поговори с ними еще раз. Останови их. Они поймут.
— Нет. Это бесполезно, — сухо ответил Итачи и убрал ее руки со своих плеч.
— Итачи…
Он уходил, оставляя позади храм и нежно любящую его девочку, одну на пустой дороге.
В роще у храма ожидал подчиненный в маске обезьяны — член Корня.
— Не вышло?
Итачи глядел прямо перед собой и не отвечал.