— Интересно, как они собираются захватить Третьего Хокаге, известного как «Профессор»? — сказал подчиненный и захихикал, но потом вдруг посерьезнел: — Самое время оповестить Совет, не так ли, тайчо?
— Я знаю, — коротко бросил Итачи и исчез из рощи.
****
— Больше нельзя терпеть этот беспредел! — воскликнула Кохару, старуха с высокой прической. — Если они собираются совершить государственный переворот и захватить власть, то правительство вынуждено объявить Учиха предателями!
Дата восстания была назначена. Осталось десять дней.
— Кохару, прекрати! Не торопи события, — с укором осадил ее Третий.
— Но, Хирузен, — спокойно произнес Данзо. — Учиха уже не остановить. Чтобы сохранить мир в деревне и предотвратить хаос — мы должны ударить первыми. В том числе это подразумевает и убийство детей, которые ничего не знают о мятеже…
— Прекрати говорить подобное! Тебя же слышит Итачи…
Итачи молча глядел перед собой. Лисья маска Анбу с круглыми прорезями для глаз скрывала его лицо.
— Нам нужен более гуманный план.
В отличие от остальных членов Совета, Третий Хокаге пытался проявить милосердие, но его слова не имели под собой основы. Это были просто слова.
— Время против нас, Хирузен. Мы должны ударить первыми, пока Учиха ничего не подозревают, застать их врасплох. Если мы объединим наши силы: мой Корень и твое Анбу — все это очень быстро закончится.
— Учиха — наши братья по оружию. Я категорически против резни! Все нужно решить переговорами.
Переговоры… Где же вы были раньше? Вам уже давно известно о ситуации с Учиха, но вы ни разу не снизошли до того, чтобы поговорить с моим отцом и с кланом. Сейчас уже поздно вести переговоры, Сандайме.
— Итачи, выиграй нам немного времени. Мы должны продумать другой план.
Шисуи выиграл для них почти целый год, а эти старые люди потратили время впустую и даже не пытались сообразить хоть какой-то план, чтобы предотвратить гражданскую войну и восстановить спокойствие в Листе мирным путем. О чем же тогда просил Хирузен сейчас?
И ты, старик, называешь себя Хокаге? Пытаешься показать сейчас напускную доброту? Она уже не нужна. Ты опоздал.
Итачи прекрасно знал, что в глубине души Хирузен думал о том же, что и весь Совет: что Учиха будут уничтожены. Он просто переложил ответственность за это грязное решение с себя на Данзо, а Хокаге не должен был так поступать.
— Я понял.
— Мы рассчитываем на тебя, Итачи!
Хриплый голос Хирузена прозвучал как-то пусто.
****
— Что бы ни говорил Хирузен, но, когда придет время, — он встанет на защиту деревни, — сказал Данзо.
Итачи и сам это знал. Он был достаточно умен, чтобы прочувствовать мотивы и чувства Хокаге на собрании Совета.
— В тот момент, когда начнется восстание, у Учиха будет только одна судьба — полное уничтожение.
Опять началось. Снова он заходит издалека, плетет свои сети. К чему он готовит меня на этот раз? Сомневается, что я приму миссию?
Как бы там ни было, но сейчас они с Данзо сошлись во мнении. Старый лидер Корня Анбу наверняка уже давно лелеял мечту о том, чтобы истребить его клан. Итачи же пришел к этому решению своим путем.
— Твой младший брат, который ничего не знает, он тоже погибнет. Как и все. Но если удар нанести до восстания… То его еще можно будет спасти.
Данзо явно хотел перестраховаться. Хотел убедиться, что все сработает и Итачи не предаст его в ключевой момент, а ценой за верность назначил жизнь его младшего брата Саске.
— Если твой брат увидит, как Лист уничтожает Учиха — он станет мстить, и ему не будет места в деревне. Он также будет казнен.
— Это угроза?
— Нет. Я просто предлагаю тебе выбор. Присоединиться к клану и погибнуть во время мятежа вместе со всеми. Или выступить на стороне Конохи и спасти хотя бы своего брата.
Вот оно что. Ты все-таки сомневаешься и решил кинуть мне косточку… Так вот, как Саске удастся выжить.
— Мятеж нужно придушить до того, как в Конохе воцарится хаос. Эту миссию может выполнить только двойной агент Учиха и Листа. Это ты, Итачи.
Да, Итачи знал. Если Учиха уничтожат деревенские — другие кланы возмутятся, ведь это будет означать, что и их может постигнуть та же участь. Недоверие к правительству, восстание поднимут уже другие, сообща, и ни о каком мире не будет идти и речи.
— Я понимаю, это тяжело для тебя. Но так ты хотя бы спасешь брата.
Данзо повторял это снова и снова, будто боялся, что он сорвется с крючка. А Итачи с непроницаемым лицом хранил молчание. Его душа при жизни горела в аду. Мучения, терзавшие сердце, были настолько сильны, что сдавили ему горло и не позволили вымолвить ни слова еще с собрания Совета.