А чего он ожидал?
Тринадцатилетняя девочка возвращается в усеянный трупами квартал, приходит домой и видит родного дядю, который заканчивает дорезать ее бабушку и дедушку. Ни один нормальный человек после такого зрелища не останется собой. И Шисуи пытался вычислить, представить во всех деталях что именно чувствовала сейчас Сарада.
Мрачные воспоминания о трагедии немного затерлись, боль притупилась. Но для Сарады все случилось только несколько дней назад. Шисуи силился вспомнить себя в тот день, когда вернулся с миссии и вместо матери увидел дома лишь пятно крови, присохшей к деревянному полу на кухне. Тогда еще погиб его сенсор, Киочи.
Шисуи казалось, что он куда-то падает. Он винил во всем себя. Сам не свой от злости и отчаяния он вломился в кабинет к Хокаге и что-то кричал ему, далеко не сразу заметив, что все это время в его глазах был активирован Мангеке. А потом Кирэй…
В груди вдруг похолодело.
Он припомнил тот вечер с Кирэй. Как они сидели на кухне, а она сказала: «Ну-ка, взгляни на меня. Что у тебя с глазами?»
Кирэй тогда впервые увидела его после чрезмерного использования Мангеке.
Ч-черт… Глаза Сарады. Не может быть.
****
Медики говорили, что она идет на поправку, но Сарада не чувствовала, что ей стало лучше. Рана немного ныла тянущей болью, глаза восстановились, чакра тоже. Однако жить все так же не хотелось.
В этом мире не было ничего.
Несколько дней она сходила с ума от собственных мыслей. Вырвать ее из этого зацикленного круга сомнений и догадок смог только Шисуи — он знал ее тайну и с ходу объяснил, в каком она времени.
После этого все встало на свои места.
Тот мужчина в оранжевой маске действительно убил ее, и это вызвало долгожданную волну, которую она уже отчаялась увидеть вновь.
Лежа сутками в постели, Сарада успела сделать несколько открытий. Первый: волна появлялась не просто так, ее вызывала какая-нибудь катастрофа, в центре которой оказывалась она сама, человек из другого времени. Множество смертей, как в день трагедии Кьюби или падения Учиха.
Второй: после каждой волны она получала тело, которое имела в тот момент, когда коснулась в будущем каменного идола. Ее сознание с памятью просто передавалось в прежнее тело, как в подготовленный сосуд, который волна генерировала необъяснимым образом. Вот почему исчезли раны на руках после первой волны. Вот почему сейчас она жива. И именно поэтому так сложно было сражаться с Анбу в маске медведя: память-то передалась, но ментальная, а не мышечная.
Волна сохранила мне жизнь…
Шисуи вырос. У ее кровати день за днем сидел уже не шустрый мальчик и не парнишка-подросток, а молодой мужчина с широким разворотом плеч и твердым взглядом. Только уши были все такие же забавные, слегка оттопыренные.
Сколько же ему лет? Двадцать? Двадцать два? Хотя какое это имеет значение…
Сараду озадачило такое внимание со стороны Шисуи, но льда, сковавшего израненную душу, это не растопило. Ей действительно было все равно: сидит он здесь, или не сидит; проснется она на следующий день, или не проснется.
В госпитале она пролежала недолго. Лечащий врач настаивал, что ей следует задержаться еще на пару недель, но Шисуи, убедившись, что жизни Сарады ничего не угрожает, объявил, что забирает ее домой.
Шисуи и Саске жили в новой квартире в центре Конохи, далеко от бывшего квартала Учиха, и Сараду это несказанно обрадовало — в квартал она возвращаться не хотела.
— Квартира двухкомнатная, — рассказывал Шисуи, пока они шли домой. — Одна комната моя, другая — Саске. Могу уступить тебе свою.
— Спасибо, не надо.
— Ты уверена, что на диване в гостиной тебе будет удобно?
— Вполне.
Шисуи открыл ключом дверь и пропустил ее внутрь.
Если дома у дедушки с бабушкой все было выдержано в традиционном стиле, то квартира Шисуи оказалась вполне современной. Сарада с интересом заглянула в пустую комнату папы, в комнату Шисуи, на кухню…
— Нравится?
— Да, — призналась Сарада. — Лучше, чем в квартале. Нет этих… вееров.
Она нервно вздрогнула, будто от холода или увидев нечто омерзительное.
— Что собираешься делать, девочка?
Сарада вопросительно взглянула на Шисуи.
— О чем ты, Шисуи-сан?
— Мне не нравится твоя чакра.
По опустевшей душе Сарады сквозняком скользнул страх. Шисуи не угрожал ей и не подозревал ее открыто, но последние дни она относилась к нему пренебрежительно и без прежнего уважения, полагая, что он просто притворяется, втираясь к ней в доверие.