Прошлое и будущее снова накладывались друг на друга. Она опять стояла рядом с Седьмым, глядя на недоступный ей мир, в котором находилась ее мама. Только в будущем это было на кладбище, а сейчас… Нет, сейчас мама была так же далеко от нее, как и в будущем. Невидимая стена разделяла их. Останавливала любой ее порыв шагнуть к матери и заговорить. И маленькая Сакура все так же оставалась по ту сторону стены, в своем детском мире, где царили игры, друзья и счастье. А они с Наруто оставались по другую сторону, где были лишь одиночество и боль.
— Спасибо, Нанадайме, — устало сказала Сарада.
— Ты не будешь с ней говорить?
— Нет.
Наруто не ответил.
— Слушай... — сказала Сарада. — Когда станешь Нанадайме у тебя будут дети, и у Сакуры тоже. Им исполнится двенадцать и они как раз выпустятся из академии.
Наруто слушал ее с удивлением.
— Не отправляй Сакуру на миссии. Иначе она погибнет. Обещаешь, Нанадайме?
— Ты что, видишь будущее?
— Просто пообещай мне, — Сарада сцепила зубы, чтобы не разрыдаться.
****
Напряжение со временем стало понемногу отступать. Дядя больше не появлялся. Жизнь текла плавно и размеренно. Сарада работала в чайной, вечером гуляла с маленьким Наруто, а после — возвращалась домой, в ночлежку. С соседками отношения установились отличные. Если раньше Сарада ни с кем не разговаривала и старалась вести себя как можно более незаметно, то после случая в арке незнакомые женщины стали ей чуть ли не подругами. Сарада заходила в спальню и громко здоровалась с бабьим коллективом, а коллектив ей приветливо отвечал. Она больше не чувствовала себя чужой ни в ночлежке, ни в чайной. Но это была не та жизнь, к которой она привыкла. Сарада все еще оставалась куноичи, скучала по тренировкам. А в подобном положении тренироваться было невозможно.
Она понимала, что ей надо становиться сильнее, что пропасть между ее силой и способностями местных генинов просто огромна. Встреча с дядей лишний раз подтверждала это. Как он запросто сковал ее гендзюцу. Ее, кровного носителя шарингана.
Хотя, по словам Шинко, Учиха Итачи уже давно получил звание чунина. И это во сколько? В десять лет?
Сарада задумчиво наблюдала, за компанией на сдвинутых футонах. Сегодня женщины играли в карты.
Из коридора послышался голосок мужичка-администратора.
— Господа, вам направо! Туда нельзя!
— Отвянь, падла.
За бумажной дверью показались тени. Створка седзи отодвинулась в сторону, и в женскую спальню заглянул мужчина. Поднялся страшный визг. Девушки вскакивали и натягивали на себя халаты, другие прятались за одеялами. Из угла компании картежниц раздался хриплый голос:
— А ну пшел отсюда!
Мужчина ухмыльнулся, отклонился обратно, что-то сказал людям, стоящим за дверью, и уверенно ступил в комнату.
— Ты ба, какой цветник.
За ним заходили и другие мужчины.
— Мужики, а нам сегодня везет.
— Господа, попрошу вас… — администратор робко пытался восстановить порядок, но его ударили под дых и вытолкнули из коридора.
Мышцы сковал леденящий душу страх. Сарада догадывалась, что хотят сделать мужчины, и это приводило ее в ужас.
Я не хочу этого видеть. Не хочу участвовать в этом. Я не хочу, чтобы это вообще происходило!
Справится ли она с оравой мужчин? Справится. Да, ей далеко до дяди, но эти люди — гражданские. Она могла сковать их гендзюцу, даже не вступая с ними в бой.
Но мне нельзя показывать, что я куноичи. Что, если дядя…
Мысли раскачивались из стороны в сторону. Желание защитить добрых женщин по инерции откатывалось к необходимости скрывать свою личность шиноби. И обратно. Защитить…
Боги, что мне делать?
— Ублюдки, — воскликнула одна из девушек. — Пошли вон отсюда. Здесь ребенок!
— Это неважно, — ухмыльнулся мужчина, хватая ее за руки.
Девушка пыталась отбиваться, но пальцы сомкнулись вокруг ее запястий железной хваткой. Мужчина довольно загоготал.
Я не могу на это смотреть! Я должна их остановить...
— Эй, цыпленок. Иди-ка сюда!
Крепкий парень уверенно двигался прямо к ней.
«Я? Зачем тебе я?— в панике гадала Сарада. — Я же…»
В лицо пахнуло алкоголем. Парень оттеснил ее. Сарада вжалась спиной в стену и застыла от ужаса, а он нависал над ней, и в его глазах читалось не похотливое предвкушение, а холодная решимость убийцы.