Заметив Сараду, мальчик мигом растерял все воодушевление и нерешительно замер у дверей. Сарада едва не задохнулась. Крохотная копия папы глазела на нее с удивлением и переводила взгляд с отца на нее, с нее — на маму и обратно на отца.
Боги, это же папа.
Если маму она узнала безошибочно по цвету волос, то папа чем-то отличался от себя взрослого настолько разительно, что Сарада не сразу поняла, что перед ней стоит отец.
Взгляд был другой. Не жесткий и холодный, нет. В черных глазах маленького Саске сменяли друг друга настороженность и растерянность. Наивный, чистый… Не тот закаленный суровый мужчина, который говорил ей о боли и шарингане, о клане и Листе, о силе и о будущем.
— Мама… — пробормотал он снова.
— Подойти сюда, Саске, — приказал Фугаку.
Он неуверенно подошел к столу.
— Познакомься, это Сарада. Она потеряла свою семью и будет жить с нами. Считай ее своей сестрой и относись к ней по-доброму.
Сердце ушло в пятки. Сарада коснулась нервно дрогнувшего века. Мама ее не видела. Нанадайме… Пускай, Нанадайме мог бы и не вспомнить, хоть и с трудом в это верилось.
Но папа. Что ж это, я стану ему одновременно и дочерью, и сводной сестрой?
Маленький Саске взглянул на нее немного ревниво. Новый ребенок в семье — новый конкурент за внимание родителей. Сарада была единственной дочерью в семье, да и папу не видела с раннего детства. Ей сложно давалось понимание отношений в полноценной семье, где отец завтракает каждый день дома, и еще есть младший братик.
— Привет, — проронила Сарада и слабо подняла руку.
— Привет, — машинально ответил папа.
Он изучал ее взглядом, передающим какие-то необъяснимые смешанные эмоции.
— Мама, где нии-сан?
— Итачи ушел в деревню, он скоро вернется.
— Он обещал поиграть со мной! — недовольно пожаловался Саске.
«Вот как, папа? Так ты, оказывается, в игры в детстве любил играть»,— сердито подумала Сарада.
Она все еще немного злилась на отца.
И все-таки интересно, почему папа никогда не рассказывал мне о дяде?
В прихожей послышался шорох, и Саске сорвался с места.
— Нии-сан!
Его голые пятки глухо барабанили по деревянному полу.
— Сарада, Итачи сегодня свободен, — объявил Фугаку. — Иди-ка и ты к нему. Вам многое нужно обсудить по поводу тренировок.
— Хай.
Сарада послушно отправилась вслед за отцом, а сама подумала: «Тренировки — это последнее, что нам с дядей нужно обсудить. К сожалению».
Итачи стоял у порога, не разуваясь. Маленький папа налетел на него, обнял за талию и уткнулся носом в живот:
— Нии-сан, идем играть!
Итачи потрепал его по голове.
— Прости, Саске.
Папа разочарованно отстранился от старшего брата.
— В другой раз.
Итачи ткнул его двумя пальцами в лоб.
— Ауч! — Саске сморщился и попятился.
Сарада застыла, завороженно наблюдая знакомый жест.
От дяди к папе, от папы к маме, от мамы ко мне…
Она невольно коснулась своего лба, будто сквозь множество толчков от человека к человеку до нее могла дойти частичка дядиного тепла. Этим жестом члены их семьи передавали свою любовь, Сарада уже поняла это, а вот Саске, похоже, еще нет. Он сердито потирал лоб и ворчал:
— Но ты обещал!
— Я занят. Мне нужно поговорить с Сарадой.
Маленький папа повернулся к ней.
«Этот взгляд, — подумала Сарада. — Кажется, он уже меня ненавидит».
И от этой мысли ей вдруг стало весело. Злобный папа, взревновавший своего старшего брата к будущей дочери. Кто бы мог подумать.
— Идем, Сарада.
Она присела на край порога, натянула сандалии и вышла вслед за дядей из дома.
В квартале Учиха было людно. Сарада с интересом рассматривала прохожих с клановыми гербами на спинах, стяги с бело-красным веером. Потрясающе сильный клан. Как его могло не стать?
У Храма Нака дядя свернул в лесок. Они отошли как можно дальше от людных мест. Наконец, Итачи остановился.
— А теперь поговорим.
Его взгляд и голос вмиг стали ледяными, и Сарада нервно сглотнула. Перед ней снова был тот Итачи, которого она видела в гендзюцу. Беспощадный и решительный. Отнюдь не добрый старший брат, щелкающий младшего по лбу.
— Ты соврал, — Сарада решила наступать первой. — Спас меня, зачем?
— У тебя шаринган. Я не хотел, чтобы додзюцу клана попало в чужие руки.
Сараде вдруг стало больно. Картинка счастливой семьи, тренировок с дядей и поступления в Военную Полицию раскололась, будто стекло разбитой рамки для фотографий. Дядя спасал не ее, а клановый кеккей генкай.