Но если он не знает, что его отец Йондайме, то почему вдруг решил стать Хокаге?
— Эй, Нанадайме. Почему ты хочешь стать Хокаге?
— Чтобы меня признали! — Наруто тут же загорелся. — Я стану самым сильным ниндзя. Я превзойду всех прошлых Хокаге, ттэбайо!
— Только чтобы признали? — грустно спросила Сарада.
— Ну… да, — он растерялся.
Если верить Шисуи, то они оба ошибались. Однако Сарада не стала его разубеждать — не ей судить человека, который действительно стал самым сильным ниндзя и превзошел всех Хокаге. Он был не прав сейчас, но в конце концов пришел к тому же, о чем говорил ей Шисуи: заботился о каждом жителе деревни и считал своей семьей весь Лист.
А она…
Почему она хотела стать Хокаге?
Потому что видела Нанадайме, чувствовала его заботу и силу и понимала, что именно это тот свет, к которому стоит стремиться. Ее привлекал в первую очередь образ Седьмого, а не сам пост Хокаге. Вот в чем было дело.
— Нээ-чан, ты придешь на мою церемонию поступления? — тихо спросил Наруто.
— А? — Сарада вынырнула из своих размышлений. — Да, да. Приду.
Папа ведь тоже будет поступать. Наверное, мы пойдем на церемонию всей семьей.
Наруто просиял. Неужели весь этот разговор затевался, чтобы попросить ее посетить церемонию поступления?
Ох, Нанадайме.
****
Итачи никогда не нравились собрания.
С самого первого дня, когда отец представил его, своего старшего сына, братству и позволил ему присутствовать на сборищах клана, Итачи невзлюбил это действо всей душой. В подвальном зале Храма Нака всегда царила гнетущая мрачная атмосфера. Приходящие сюда люди одномоментно выплескивали все свое негодование, и в душном воздухе, словно электричество перед грозой, накапливалась ненависть. Итачи мог чувствовать ее кожей. Она струилась меж сидящих соклановцев, становилась все гуще и гуще с каждым собранием. Итачи каждый раз казалось, что на следующем собрании он не просто ощутит ее присутствие, а увидит глазами некое темное жалящее воплощение этой отвратительной людской эмоции.
По углам комнаты горели четыре свечи. Отец откашлялся и поднялся.
— Приветствую вас, братья мои, — его голос прозвучал торжественно. — Я могу сообщить вам радостную весть. Мой сын скоро вступит в Анбу.
Сердце провалилось куда-то вниз. Итачи показалось, что секунд пять оно не билось вовсе, будто его и не было в груди.
О чем ты говоришь, отец? Еще ничего не решено. Мне еще предстоит испытательная миссия. И я… Нет, мы с Шисуи… Мы можем погибнуть. Наш противник невероятно силен и опытен. Замолчи, отец, пожалуйста. Не продолжай.
Но отец не слышал его душевного крика. Собрание притихло, внимая словам лидера.
— Мы верой и правдой служили деревне с момента ее основания, и все это время она платила нам черной неблагодарностью. Нас исключили из Совета. На наши права, капиталы и земли — посягает правительство Листа. Более того, нас подозревают в том, что это мы призвали в Коноху Девятихвостого Лиса. Они говорят, люди нашего клана единственные не пострадали в день трагедии. Но разве они позволили нам вступить в бой с Кьюби? Мы готовы были отдать жизни за мир и покой в деревне, но нам даже не дали выполнить свой долг! — проревел отец.
Итачи стало жарко.
— Все их мысли и поступки основаны на предубеждении. Мы долго терпели, но и наше терпение имеет пределы.
Итачи вдруг понял, что невольно качает головой из стороны в сторону, хотя такой команды своей голове вообще-то не давал. Тело реагировало на слова само по себе: вся сущность Итачи протестовала против того, к чему плавно подводил отец.
Замолчи! Пожалуйста… Замолчи… Не продолжай.
— Вступление Итачи в Анбу — это наш шанс. Тот самый шанс, которого мы так долго ждали. Теперь у нас будет свой человек в сердце Листа, и мы сможем совершить переворот!
Зал взревел.
— Итачи…
Словно во сне, в тумане. Его здесь не было. Это не его имя. Это не его звал отец.
Это имя — пустой звук. У него нет имени.
У него нет тела.
Его нет.
— Истинная цель твоего вступления в Анбу — разведать, как обстоят дела в центре деревни. Ты будешь докладывать нам обо всем.
Шпион.
Итачи вдруг понял, что он станет тем, кого ему приказал устранить Данзо в испытательной миссии.
Кохината Мукай… Чем я буду отличаться от тебя? Чем я лучше тебя? Ничем.
Среди спин с гербами в виде красно-белого веера Итачи различил одну родную и знакомую. Шисуи сидел неестественно прямо. Во всем его образе читалось огромнейшее напряжение.