Услышав его заявление, отец на мгновение потерял дар речи. А потом закричал. Боги, как же он кричал. Бедный Саске сжался от страха.
— Я пойду в академию на церемонию поступления Саске. Туда приглашены родители, тебе должно было прийти оповещение… отец, — добавил Итачи все так же холодно.
Отец остыл и взглянул на Саске, словно только сейчас вспомнил о его существовании.
Итачи сцепил зубы.
Как можно быть таким слепым?
— Я тебя понял, — ответил отец. — Я пойду в академию. Разговор окончен.
Итачи добился своего. Теперь отец пойдет в академию, а не на миссию. Все останется как было. Вот только удовлетворения это не принесло. Итачи посмотрел на Саске: младший брат был ошарашен и чувствовал себя виноватым в их ссоре.
Сердце болезненно сжалось.
Прости, Саске.
****
Сон не шел. В душе засела тревога. Сарада вертелась в постели, прислонялась к неприятно горячей подушке то одной щекой, то другой. Что за миссия? Почему дедушка кричал? Не в силах больше оставаться в постели, она поднялась и решила выйти на свежий воздух в надежде, что это приведет ее в чувства и нагонит долгожданный сон.
Сарада выглянула на веранду и с удивлением обнаружила, что пришла сюда не первой. На краю сидел дядя, опустив босые ноги на каменный порог. Он не обернулся, но Сарада точно знала: ее присутствие ощутили уже давно. Итачи такое схватывал мгновенно.
Она подошла ближе и осторожно присела на дощатый пол, наблюдая за реакцией дяди: вдруг сейчас он посмотрит на нее и прогонит? Скажет: «зачем ты пришла?». Или, того хуже, сам уйдет, оставив ее наедине со своими тревогами и бессонницей.
Но Итачи молчал.
Ночной воздух действительно немного отрезвил Сараду. На беспокойной дрожащей воде пруда играли лунные блики. Дядя сидел совсем рядом, но в то же время бесконечно далеко: как всегда, замкнулся и медленно варился в собственном соку, не допуская никого в таинство своих мыслей. И никак не пробиться к нему. Спросить напрямую о миссии, о собраниях, о том, почему рассердился дедушка — нельзя. Хоть слово не так, и он тут же замкнется еще больше. Или прогонит. Или уйдет.
— Дядя, скажи… — проронила она неожиданно для самой себя. — Тебе нравится Изуми?
Итачи опешил и взглянул на нее такими огромными и удивленными глазами, что Сарада едва не отодвинулась от него на другой край веранды.
— Ты… ты… почему спрашиваешь? — выдавил он запинаясь.
Сарада, словно впервые, смотрела ему в глаза и видела живого человека. Смущенного, растерянного, изумленного… Не машину для убийств, не шиноби. Один случайный вопрос разбил его маску, терпеливо взращенную годами выдержки.
Слова взялись откуда-то сами собой:
— Потому что мне иногда кажется, что у тебя нет души, дядя.
Итачи утопил взгляд в темной воде пруда и замолчал.
Нет, нет, не уходи. Не замыкайся в себе опять.
— Дай руку, — потребовала Сарада и протянула раскрытую ладонь.
Снова удивленный взгляд. Ничего не понимая, Итачи осторожно положил правую руку поверх ее раскрытой ладони и с интересом наблюдал, как тонкие пальцы Сарады сплетаются с его пальцами. Он смотрел на сомкнутые руки, будто те жили собственной жизнью и не подчинялись ни ему, ни Сараде.
Ей очень много всего хотелось сказать, но она боялась спугнуть, нечаянно повредить установившуюся между ними хрупкую связь, и слова застревали в горле. Сухая теплая ладонь Итачи грела руку, у основания сплетенных пальцев ощущалось слабое биение пульса.
Живой. Все-таки живой. И душа у него есть.
Дядя отвлекся от созерцания рук, и их взгляды пересеклись. Сарада поняла, что ему тоже очень хочется что-то сказать ей, но он все никак не решается. Не может подобрать слов, как и она сама. Наконец он заговорил:
— На рассвете я ухожу на миссию.
Вновь этот спокойный голос. И в кои-то веки он говорит от души…
— И я могу не вернуться.
Внутри что-то оборвалось. Итачи заметил испуг в ее взгляде и крепче сжал руку.
— Если что — присмотри за Саске. Отец совсем не уделяет ему внимания.
— Присмотреть за собственным папой… — печально усмехнулась Сарада.
Дядя, о чем ты? Ты же так силен. Ты не можешь умереть на какой-то миссии, да еще и в мирное время!
— Спасибо.
Горло свело судорогой. К глазам снова подступали непослушные слезы. Неужели, это действительно мог быть их последний разговор? Но они ведь только начали сближаться. Еще столько всего несказанного и… Это было неправильно!
— Я не знаю, что у тебя за миссия. Я вообще не знаю, что происходит в твоей жизни, ты ведь ничего мне не рассказываешь. Но…