«Нет… Уйди!» — прозвенел в голове вопль.
Еще одна Сарада — маленькая обладательница этого замечательного учишеского тела. Она тянулась к этому миру и пыталась выплыть обратно, перехватить власть над организмом. Орочимару усмехнулся. У этого ребенка не было шансов. Однако и взрослой Сараде приходилось нелегко. Ее память сливалась с памятью обладательницы тела, плавилась в сверхнасыщенном потоке информации. Сарада совершенно не контролировала наружность.
Орочимару аккуратно оттеснил ее. Две Сарады провалились в хаос общей памяти и сцепились в схватке.
— Мама прибьет, если я не появлюсь на экзамене. Этот титул Казекаге… м-м… тот еще гемор.
Орочимару повернул голову. Рядом, навалившись на перила, стоял Нара.
Похож на сына Шикаку. Но нет… другие глаза. Титул Казекаге… Щенок Темари?
— Сарада? С тобой все в порядке?
Орочимару провел рукой по лбу, посмотрел на дрожащие влажные пальцы и мысленно проклял пот, выдающий с головой их внутреннее недомогание.
— Да, — сказал он спокойно. — Это все солнце. Прости, мне нужно домой.
Он двинул тело в направлении тенистого парка неподалеку.
Малец Нара провожал их взглядом, но подмены вроде бы не заподозрил.
Орочимару с наслаждением впитывал ощущения от полноценного владения телом. Чувствовать себя живым было так приятно… Этот вкусный мокрый пот на коже. Биение сердца. Но наслаждение продлилось недолго. Старшая Сарада окончательно задушила младшую и полупьяным пинком оттолкнула его от управления. Орочимару пока не брался разгребать доставшуюся им память. Такой объем информации следовало разбирать постепенно, дозированно, чтобы не впасть в сумасшествие, как Сарада сейчас.
Она вся дрожала. Брела, путаясь в ногах, и всхлипывала. По щекам текли слезы. Глаза горели от соли и чакры. Это была хорошая чакра, правильная. Один черт знал, что Учиха отыскала в памяти своего двойника, но это явно выбило из нее дух. Именно такая чакра открывала пути на новые уровни додзюцу. Орочимару затаил дыхание. Все-таки, как же было замечательно прибрать к рукам такую чувствительную девочку.
Концентрация чакры в глазах перевалила за критический рубеж. Орочимару преобразовал свою чакру и расправил сети, настроился на нужный канал молекулярной информации. Нельзя было вторгаться в этот тонкий продуманный самой природой процесс возвышения, а вот сидеть вдалеке от поля действия и ловить отголоски процессов — самое то. Он с трепетом затаил дыхание, наблюдая, как синхронно сбрасывают оковы мириады регулонов.
Даю минуты две…
Орочимару сгорал от нетерпения. Едва досчитав секунды выделенного времени, он оставил свои сети и рванул на поверхность. Затянутый соленой пеленой мир резко прояснился. Наследие Учиха — легендарный шаринган — вновь пробудилось.
****
Погибла… когда-то давно… в прошлой жизни. Черный Зецу… Перепуганное лицо папы, затянутое фиолетовым барьером Сусаноо…
Во рту было неприятно сухо, зато мысли в голове немного устаканились. Сарада открыла глаза и увидела голубое небо, пробивающееся сквозь ветви лысого дерева. Она сидела в траве. Острая кора продавила в спине болючие вмятины.
«Поздравляю с первым захватом тела», — прозвучал осточертевший сладенький голосок.
— Что значит «с первым»? — пробормотала Сарада, зачем-то вслух.
Орочимару все еще был с ней. Смерть и последующее возрождение не избавили от него.
«Эта волна отличается от других, Сарада. В твоем детском теле уже был обитатель. Другая ты».
Сараде стало дурно. Она вытолкнула себя из своего же тела?
Я потеряла сознание?
«С непривычки такое бывает. Телу нужна была перезагрузка, чтобы окончательно сменить сознания».
Чужие память и мысли отступали все дальше. Сарада была сильнее, и в борьбе разумов у нее уже был немалый опыт. У молодой личности, жившей в этом теле изначально, не было шансов.
Глава 208. На переправе
208
Карин крепко обнимала себя за плечи и переминалась с ноги на ногу. С недавних пор это стало ее любимой позой.
— Почему ты уходишь?
— Это дело моей семьи, — ответил Итачи.
Что-то изменилось в характере Карин за этот месяц. Прежде липла к нему как ненормальная и вдруг перестала. Стоило несколько раз дать ее страсти удовлетворение, как сумасшедшая девушка протрезвела, подернутый дымкой дурмана пьяный взгляд стал осмысленным и даже враждебным, а неприязнь к нему с каждым днем ощущалась все крепче. Карин словно ненавидела его за то, что когда-то позволила себе проявить к нему такую открытую страсть, и Итачи рассудил, что его исчезновение должно сделать ее жизнь более комфортной.