Я правда изменилась. Я… уже не та я. Но имеет ли это значение, папа?
Сарада судорожно вздохнула, глядя отцу в глаза и пытаясь телепатически передать ему эти мысли.
— Что ты помнишь, Сарада? — выдавил он наконец.
Сарада растерялась.
— В каком смысле?
— Ты коснулась статуи…
Сарада нахмурилась, вспоминая.
— Ну да… Дотронулась… Попала к этой… Донне.
— А потом?
— Потом… — Сарада опасливо подняла взгляд на него. — Потом попала в прошлое…
— И сразу вернулась сюда? Тебя нашел Наруто…
— Нет, нет-нет. Там была волна… потом я прожила год… Потом меня убили… Потом еще года, — она запнулась, подсчитывая, — года три…
Лицо папы стало злым. Он плотно сжал тонкие губы.
— Расскажи подробнее.
Она покачала головой.
— Не расскажу.
Папа сосредоточенно сдвинул брови.
— Проще показать, — добавила она.
Активировался шаринган, и мир прояснился. Неподвижные объекты оттенило багровым.
****
Саске лежал на диване, закинув одну ногу на подлокотник, а вторую опустив на пол. Здоровая рука свесилась вниз, обрубок другой упирался в спинку дивана. Ресницы слиплись от слез — во власти гендзюцу он едва ли мог себя контролировать.
— Почему ты плачешь? — спросила Сарада.
Саске открыл один глаз и уперся невидящим взглядом в потолок. Обрывки видений понемногу таяли. Слишком реальные для обычной иллюзии.
— Он обучил тебя Цукуеми?
— Н-нет… — чуть помедлив, выдавила Сарада.
— Тогда как?
— Дядя показал бы тебе это за долю секунды, а мы так сидим уже целый день.
Саске посмотрел в окно.
Вечерело. Бока домов застелило тенями.
— Вот оно что.
Он помолчал недолго и снова спросил:
— Так сколько тебе лет на самом деле?
— Эм… — Сарада загибала пальцы и беззвучно шевелила губами, пересчитывая. — Восемнадцать?..
Восемнадцать… Пять с половиной лет в мире шиноби — целая жизнь.
Ему отдали не ту Сараду. Изначальная не помнила бы всех этих лет другой жизни. Как и ожидалось, Донна решила обвести его вокруг пальца.
Саске вздохнул. Он так надеялся, что все закончилось, но худшие его опасения оправдались и он вновь оказался перед выбором, на этот раз еще более тяжелым. Не зря он старался не привязываться к этой новой Сараде. Намного проще было избавиться от клонов своей дочери, когда они существовали гипотетически в каких-то эфирных реальностях. Но не тогда, когда одна из них сидела рядом. Самая что ни на есть реальная. Такая же, как прошлая, только несчастнее, опытнее и старше.
Отказаться от нее сейчас и заставить божество вернуть ему другую, а всех остальных, в том числе и ее, убить? Предательство. Но остаться с ней — предать остальных. Как можно выбрать из множества дочерей одну?
Он рывком поднялся с дивана. Пустой рукав безвольно провис вдоль корпуса.
— Прости, Сарада. Я отлучусь.
Она прищурилась и спросила с подозрением:
— Куда это?
Саске посмотрел ей в глаза с тем же подозрительным прищуром. Он думал, как бы убедительно соврать. Она была готова разоблачать его ложь. Отец и дочь, они оба друг друга стоили.
— К Донне, — наконец признался Саске.
Эта Сарада не была наивным ребенком, и он каким-то образом чувствовал, что она знает его повадки и ход мыслей гораздо лучше, чем он ее, даже несмотря на увиденные в гендзюцу отрывки из жизни.
— Зачем?
Беседа все больше походила на допрос. Сарада не собиралась смягчаться, а вранье разоблачила бы вмиг.
— Твое перемещение создало бесчисленное множество миров, Сарада, — аккуратно объяснил Саске. — И в каждом — ты.
— И… что?
От ее наивной неосведомленности было больно. Так неправильно: грузить ее и делить с ней ответственность выбора. Но Саске чувствовал, что эта Сарада — не тот ребенок, которого он пытался в свое время защитить неведеньем. И скрывать от нее правду теперь уже было не попыткой защиты, а неуважением и предательством. Особенно потому, что первым его приказом Донне было уничтожение всех отражений изначальной Сарады — в том числе и этой, которая сидела сейчас перед ним.
Саске отмел противное чувство вины. Она — одна из них. Она лучше знала условия жизни других себя и потому имела моральное право решать. Во всяком случае, большее, чем он.
— Я отвечаю за каждую из вас. А эта Донна вернула мне только одну тебя.