Я подождал еще с минуту и вдруг взорвался:
— Как ты не понимаешь? Твоя жена взялась за детективы. Представляю себе последствия! Со времен Джеймса Бонда я не читал ничего увлекательнее! Нет, серьезно, позволь мне дать тебе один совет: заставь ее работать, не давай целый день сидеть над книгой… Слыхали? Чехов, Саган… черт знает, до чего она дочитается… Смотри, культура — как оспа, почти всегда оставляет следы.
— А сыч?..
— Яснее ясного: во всех детективах героиню крадут, похищают… берут заложницей. Ей всегда грозит опасность, но, к несчастью, она никогда не погибает…
— Джелу! Ты с ума сошел! А телеграмма?..
— Как, ты не понял всей тонкости ее произведения? И какая адская предусмотрительность: «Здесь произойдет преступление…» Если бы это было прошедшее время, мы простым телефонным звонком выяснили бы все недоразумения. Она это прекрасно понимает! Настоящее время тоже можно было бы легко проверить, потому что то, что для нее было настоящим, для нас оказалось бы прошедшим. Оставалось будущее — не поддающееся проверке и таящее необходимую дозу тревоги…
Он уставился на меня, ошеломленный этим жонглированием грамматическими категориями. Но тут же опомнился и, взглянув на меня искоса, начал:
— А если там все же что-то происходит? Чтобы не волноваться, по-моему, мне лучше всего сейчас же поехать туда. Это просто: поговорим с Джиби, объясним ему что к чему, и я уеду вместо тебя, а ты — через восемь дней, когда придет моя очередь.
Телефонный звонок предупредил суровый ответ, который я намеревался дать своему другу. Мариана, секретарь Джиби, передавала, чтобы я срочно явился к товарищу полковнику Банчу. Срочно? Что могло быть таким срочным? В прошлом году вот так же — тоже в августе месяце, тоже за два дня до отпуска — меня срочно вызвали к Джиби… В результате я ушел в отпуск в октябре!
— Здравия желаю, товарищ полковник! — сказал я, входя в кабинет с максимально возможным для меня в данный момент самообладанием.
— Привет, Джелу! Садись.
Джиби, казалось, был в прекрасном настроении. Об этом говорило многое: он пригласил меня сесть в кресло для важных посетителей, предложил сигарету «Пелл-Мелл» и медовым голосом заботливого дедушки, интересующегося поведением внука, спросил:
— Джелу, чем ты сейчас занимаешься?
Что я мог ему ответить? Что я с головой ушел в репетиции хора или ансамбля народных танцев?
— Ничем особенным, товарищ полковник. Собираюсь в отпуск, вы ведь знаете, через два дня я уезжаю.
Я надеялся, что он оценит тонкость моего ответа. Ласково взглянув на меня, Джиби продолжал тем же тоном заботливого деда:
— Конечно, Джелу. Кажется, к морю?
— Видите ли, я еще не решил, — поспешил я ответить, и моя надежда вновь ожила. — Немного моря, немного гор…
— Да, да, немного моря тебя бы не повредило, — рассеянно ответил он, листая какие-то бумаги.
— Надеюсь, это будет и весело и приятно, — продолжал я, слегка заинтригованный этой внезапной рассеянностью.
— Ты даже и не подозреваешь, как весело, — объявил мне Джиби. — У меня здесь сообщение из Уездного управления Констанцы. Этой ночью в Ваме убили местного жителя, некоего Петреску, Константина Петреску. Тебе говорит что-нибудь это имя?
На какое-то мгновение у меня потемнело в глазах. Мои мечты об отпуске рушились, как карточный домик.
— Нет… да… не может быть! Значит, телеграмма была не просто дурацкой шуткой?!
— Что ты там бормочешь? — заинтересовался Джиби.
Я рассказал ему все, что знал от Олимпии, сообщил о ее письмах и телеграмме.
— Может быть, это другое лицо… Сейчас проверим… Странное совпадение! Я не слишком верю в экстрасенсов, в предсказания убийства… А других ассоциаций у тебя имя Петреску не вызывает?
— Нет, имя довольно-таки обычное.
— Ты прав. Но несколько лет тому назад этот тип был замешан в деле, не раскрытом до сих пор. Просмотри-ка досье старого следствия, — продолжал он, протягивая мне папку, обложка которой явно хранила следы того, что поэты называют патиной времени. — Через час явишься и доложишь.
— Хорошо, товарищ полковник, — ответил я голосом, которым сообщают о смерти близкого родственника.
Вернувшись в кабинет с пожелтевшей папкой под мышкой и с грустной покорностью судьбе во взгляде, я попытался обратиться к АБВ за душевной поддержкой.
— Нет, дорогой, твои дела меня не интересуют, — коротко отрезал он, верно угадав положение дел и губя в зародыше мой порыв откровенности.
— Старик, «будущее» превратилось в «прошедшее»!
— Что?
— Петреску убит.