Барбу пожал плечами и вновь взялся за ложку. Мирча повозился на стуле, потом опустил ложку и заявил:
— Я тоже был в Дой май…
— Неужели? Отказались от целомудренного одиночества? — съязвил Димок.
— Вот это событие!
Мирча хотел что-то сказать, но раздумал, потом начал снова:
— Знаете, кого я встретил? Ни за что не угадаете!
Все головы повернулись к нему. Мирча поспешил удовлетворить их любопытство:
— Михаэлу Ионеску…
Мона в недоумении подняла брови. Барбу продолжал есть. Джелу взглянул на него с любопытством.
— Ту, что была здесь… искала комнату…
Димок грубо расхохотался:
— Так бы и сказал! Вот шалун! — он погрозил Мирче пальцем. — Ну и как, поволочился за ней?
— Ох, господин Нае, как вы можете такое говорить? Я загорал, вдруг вижу, идет мой университетский товарищ, направляется в Дой май. Мы заговорились… Когда дошли, я смотрю… кто это? Барышня Михаэла! Мне было очень приятно. Мы поговорили, я предложил ей крем для загара, потому что у нее кончился, и…
— И? — заинтригованно вопросил Димок.
— И ушел, — грустно завершил Мирча.
— Ну ладно, не ной. Она сказала мне, что будет вечно носить тебя в своем сердце.
— Что вы такое говорите, господин Нае? — удивленно спросил Мирча.
— Я тоже встретил ее, на пляже в Дой май… немного поговорили… изумительные ноги, уважаемый, — мечтательно продолжал Димок.
— М-да… — прочистил голос Алек. — Выдающееся явление… жаль, что вы с ней не знакомы, господин инженер… совершенно необыкновенная…
Мона презрительно хмыкнула и громко закричала:
— Дидина! — и, когда та появилась: — Чего-нибудь другого, посъедобнее, у тебя нет?
— Сейчас принесу голубцы… постные: Тити, бедняжка, такие любил…
Обед продолжался в могильном молчании.
14 часов 15 минут. В душной тишине двора, погруженного в заслуженную им «сиесту», продолжительно заскрипела калитка и появился багрово-красный АБВ. Едва передвигая ноги, он направился прямо к душу, сбросил по дороге одежду и долго стоял под прохладной струей. Затем, застегивая на ходу пуговицы рубашки, пошел к дому.
Олимпия мирно спала рядом с Филиппом. АБВ нащупал баночку крема и начал старательно натирать свою воспаленную кожу, грустно и смиренно размышляя о жертвах, которых требует от него профессия. Несколько ударов в дверь нарушили ход его мыслей. Олимпия, проснувшись, вежливо предложила посетителю войти. Это был Джелу.
— Ну, как твои дела?
— Я сгорел, — мрачно ответил АБВ.
— А Барбу?
— Он сошел с автобуса в Дой май, отправился на пляж, встретился там с какой-то блондинкой, наверняка — с той, из Нептуна. Поговорил с ней минут десять, а все остальное время, до отъезда домой, провел с группой приятелей… Он вернулся на автобусе, я — пешком, — заключил он с упреком.
— Аби, дорогой, ведь это ночной крем, его не рекомендуется употреблять днем.
Джелу, казалось, с трудом переваривал известия, полученные от АБВ. Помолчав несколько минут, он вдруг взорвался:
— Нет, это потрясающе!.. Внешность обманчива!
— Не понимаю, — удивился АБВ.
— Что, о внешности?.. Вот тебе пример… По иерархии я — твой начальник, верно? Значит ли это, что я непременно умнее тебя?
— Нет, — твердо ответила Олимпия.
— Значит, — сказал, продолжая свою мысль, Джелу. — Но это не обязательно… Они все трое встретились в Дой май с блондинкой. Димок и Пырву упомянули об этом за столом, Барбу не проронил ни словечка. Почему?
— Он человек необщительный.
— Вот-вот, я и говорю, что внешность обманчива… Я иду в буфет, встречаться с Шербаном. Помнишь мое приказание? Не спускать с них глаз!
АБВ удовольствовался меланхолическим взглядом.
Удушливая жара господствовала над двором. Куры то и дело геройски атаковали плошку с водой, хватали на лету несколько капель и поспешно возвращались под навес. Замбо, растянувшись посередине двора, грустно пыхтел, не имея сил отогнать рой круживших над ним мошек. Из комнаты Барбу доносились аккорды «Болеро» Равеля, из комнаты Мирчи — мощный храп. Деревня, казалось, оцепенела. Белые дома, уличная пыль, ощущение пустынности — все как в боевиках, перед последним сражением — подумал Джелу… С минуты на минуту из-за угла ему навстречу может выйти Билли Кид, Бач Кэссиди или какая-нибудь другая знаменитость — высокий, стройный, с кошачьими движениями, в черном костюме, золотистом Стетсоне с черной лентой и с парой пистолетов с рукоятками из слоновой кости… Хорошо хоть, что они считают недостойным стрелять человеку в спину, облегченно вздохнул он, решительно открывая дверь пивной. Веселый шум встретил его у самого входа. Стопки, стаканы с вином, бутылки пива, стоявшие — в соответствии со вкусами посетителей — на разных столах, казалось, подтверждали, что люди ждут засухи…