Отталкиваю противника, и он тяжело ударяется спиной о кирпичную кладку. Торчащие наверху деревянные балки дребезжат, посыпая Шторма строительной крошкой. У него, скорее всего уже не осталось сил, все, что мне нужно - нанести последний удар.
Неожиданно сверху раздается шелестящий звук, как будто что-то тянется по земле и к ногам наследника со звоном падает металлическая цепь. Я не успеваю среагировать, как он накидывает ее мою шею и тянет вниз. Приступы удушья не позволяют сосредоточиться. Нужно ухватиться за свободно свисающий конец, иначе мне не выкрутиться. Руки скользят по холодным звеньям, а легкие горят. Мне не хватает ловкости, Шторм успевает первым. Тяжелые звенья обматываются вокруг запястий, и наследник клана прижимает меня к стене. Не пошевелиться. Бой окончен.
- А ты стал сильнее, малец.. или теперь тебе есть за что бороться? – сдавленно фыркаю и вижу, как брови Шторма вздымаются вверх, заставляя кровь капать с подбородка. Он узнает меня.
- Ты сильнее, но удача всегда на моей стороне, - бросает оборотень и ослабляет цепь на моем горле, - не попадайся больше на моем пути. Я не мой отец.
- Неужели ты настолько сентиментален?
- Нет. В следующий раз, я убью тебя, - отвечает Шторм и поворачивается спиной. Жест презрения и неуважения к противнику, ты отворачиваешься от него, не боясь открыться для нападения. Его самоуверенность его же и погубит.
Глава 17. Шторм
Как только дверь за мной захлопывается, девушка, сидящая на кухне, подрывается с места и непроизвольно тянет руки к моему окровавленному лицу, но быстро одергивает себя, опуская их вниз.
- Что произошло?
Благодаря ускоренной регенерации я уже давно не чувствую боли и какого-либо неудобства от саднящих ушибов по всему телу, а от рассечённой кожи на брови осталась лишь свернувшаяся кровь.
Бросив на стол маленький, шуршащий пакет с бинтами и антисептиками я неохотно отвечаю, что, проходя мимо соседней стройки, мне посчастливилось столкнуться с рабочими, которые разгружали металлические пруты и имели неосторожность не заметить идущего мимо человека. Судя по распахнувшимся глазам доверчивого оленёнка, она поверила.
- Обработай свою рану, - подвигаю пакет в сторону Миры, а сам подхожу к раковине. Засохшая кровь неприятно стягивает кожу, да и от нее запаха назойливо свербит в носу. Вместе с ледяной водой, касающейся лица, приходят воспоминания. Когда-то Яро был моим идолом, образцом для подражания.
Отец часто водил меня на закрытые бои без правил, где не было равных вервольфу с безумной улыбкой на губах. Он побеждал в каждом бою, и каждый раз смеялся так, будто чествовал смерть. Несколько раз я пробирался за кулисы и наблюдал как тренируется темноволосый сумасшедший. Таких быстрых и точных движений я не встречал никогда. Казалось, что он рожден для боя, отточенный клинок в руках бога смерти.
Я помню, как в один из таких дней он заметил подглядывающего за ним мальчишку и добродушно улыбаясь, поманил его к себе, нелепо дергая указательным пальцем. Многое из того, что я умею сейчас - его подарок неопытному щенку, мечтающему стать сильнее.
К сожалению, однажды Молниеносный сделал ставку на закрытие жестокого развлечения и навсегда изуродовал прекрасное лицо молодого волка.
- Давай, я посмотрю, - девушка робко подходит сзади и протягивает вафельное полотенце. По моему подбородку стекает вода.
- Я в порядке, лучше о себе беспокойся.
Зачем она вообще влезла в драку, неужели у нее совершенно нет инстинкта самосохранения.
Я всматриваюсь в стоящую напротив девушку. Слегка вьющиеся рыжеватые волосы до плеч, теплые шоколадного оттенка глаза, узкие губы, раскрасневшиеся от постоянного покусывания и напряженные плечи, будто она боится дышать. В этот момент я понимаю, что ей страшно стоять так близко ко мне, для нее я бомба, которая может взорваться в любой момент. Но зачем тогда она защитила меня? Зачем прикрыла от удара ножом? Я не тот, ради кого можно пожертвовать собой. Все что я делал, это причинял боль, грубил и обижал, девчонка была для меня не более чем куском грязи под ногами, но все равно она прикрыла такого как я.
- Это просто царапина, - рука Миры непроизвольно касается левого бока, и она морщится.
- Сядь, - со стуком ставлю табурет перед ней, - я посмотрю.
Приходиться присесть на одно колено, чтобы осмотреть рану. Холод от пола медленно расползается по ноге. Как только моя рука поднимается, собираясь ухватиться за край рубашки, девушка начинает ерзать.
- Успокойся, будь так любезна, - приподнимаю испачканную кровью ткань, оголяя участок светлой кожи. Тонкий, не больше указательного пальца, порез выглядит хорошо, его края ровные и без признаков возможного воспаления. Кровь будет еще сочиться несколько часов, но все заживет, не оставив видимых следов, если конечно это человеческое недоразумение не занесет туда грязь.
Я спрашиваю, обрабатывала ли она рану, на что Мирослава согласно кивает и пытается одернуть рубашку вниз.
- Каким образом? Сверху побрызгала? – Беру в руки ватный диск и промачиваю в антисептике, - Ты в курсе, что это не убьет микробы, которые попали в открытую полость?
Прохладная жидкость стекает сквозь мои пальцы, когда я прижимаю пропитанный диск к ране. Запах спирта бьет по чуткому обонянию и режет глаза. Девушка стискивает зубы и скорее всего мысленно высказывает мне, то, что думает на самом деле, а может и нет. Теперь я даже не уверен, что она вообще способна плохо относиться к кому-то.
Очередное шипение сквозь зубы, заставляет меня поднять голову вверх. Волосы Миры щекочут лицо, едва касаясь рыжими прядями моей кожи. Ее лицо напряжено в ожидании новых неприятных ощущений, а губы превратились в тонкую линию. Поймав мой взгляд, девушка нервно прикусывает нижнюю губу. Я не замечал раньше, но она делает так каждый раз, когда волнуется, от чего ее губы приобретают пунцовый оттенок, почти вровень с румянцем на бледных щеках.
А она ничего, хмыкаю и одергиваю низ приподнятой рубашки.
Глава 18. Шторм
Чуть дальше по коридору, в комнате девушки играет музыка в наушниках. Она плохо спит и часто будит меня среди ночи тяжелым, прерывистым дыханием. Когда у тебя обостренный слух, это сводит с ума и несколько раз у меня появлялось желание просто придушить ее подушкой во сне.
Скрипит провисшая половица, осторожно ступая босые ступни, проскальзывают мимо моей двери. Где-то впереди шелестит вода и включается чайник.
- Ты себя в зеркало видела? – выхожу из спальни и кидаю в рот печенье, лежащее на столе. У Миры уставший взгляд, а волосы на голове похожи на спутавшиеся комки паутины. Образ городской сумасшедшей дополняет свободная фланелевая рубашка и вытертые на коленях домашние штаны. Столкнувшись с девушкой в темноте можно знатно обчертыхаться.
- Не могу спать. Постоянно кажется, что в комнате кто-то есть.
- Это был просто сон, я устал это повторять.
- Мне все равно тревожно - девушка вздыхает и подходит к навесному шкафчику, который явно не рассчитан на ее среднестатистический рост. На верхней полке стоит желтая сахарница и тонкая рука тянется к керамической поверхности, но вместо того чтобы подтянуть ее поближе, она неуклюже задевает баночку, и та задвигается еще дальше. Мира поднимается на носочки и словно уж изворачивается, чтобы достать противную сахарницу.
Подхожу до того, как, незаметно прогибающаяся под напором, полка обрушится на голову рыжего недоразумения, и придерживаю ее рукой.
Девушка разворачивается, оказавшись зажата между столом и мной. Ее маленькая голова вздернута кверху, и шоколадные глаза с детским любопытством рассматривают мое лицо. От нее пахнет теплым постельным бельем и лосьоном для лица. Мира хочет что-то сказать, но прикусывает нижнюю губу в нерешительности, все так, же взирая огромными, как у олененка, глазами.