— Тот, кто сделал это, унес голову с собой. Скорее всего, выбросил в море.
— Тот, кто это сделал, должен быть найден, — сурово отозвался Готфрид.
Он медленно поднялся, подошел вплотную к начальнику стражи. Их бороды касались друг друга.
— Ты должен найти его, Торбьорн, иначе все обвинят в этом убийстве меня самого. — Конунг говорил тихо, так, чтобы окружающие их не слышали.
— Разговоры уже идут, но пока шепотом, — Торбьорн уныло пожал плечами, — у нас не было убийств больше десяти лет.
— И все десять лет ты получал плату за свою службу, — гневно перебил вождь, — пора доказать, что деньги были уплачены не напрасно.
Начальник стражи горделиво вскинул голову:
— Ты прав, вождь. Пришло время доказывать. Только мне кажется, что доказывать придется слишком много, и не мне одному.
Готфрид промолчал. Он смотрел за спину стражников, обступивших место убийства. Смотрел на столпившихся людей, которые переговаривались между собой и, очевидно, уже строили свои догадки о том, что случилось. Оглядывая толпу, вождь встречал и взгляды, направленные на него. Пока в этих взглядах он видел только удивление и испуг, но все могло измениться. Достаточно парочке болтунов почесать свои длинные языки, и в этих взглядах удивление сменится подозрением, а страх — неприязнью.
Вождь сделал шаг вперед и отстранил одного из стражников. Толпа мгновенно замолкла. Все ждали, что скажет конунг. Что сказать людям, Готфрид впервые за долгое время не знал. Но этого не должны были узнать собравшиеся. Поэтому он набрал полные легкие воздуха и начал говорить.
Нагруженный рюкзаками, я медленно спустился по трапу. Потом вновь поднялся на борт и загрузился баулами. Управился я за пять ходок. Не многовато ли вещей для такой маленькой экспедиции? Я разделяю ваши сомнения. А вот Юрий Иосифович — нет. Три раза из пяти я, обливаясь потом, тащил на берег именно его баулы. Еще один рейс был заполнен нашим экспедиционным барахлом — спутниковыми телефонами, ноутбуками и прочей канцелярией. И только лишь во время последнего спуска я был загружен своими личными вещами, уместившимися в двух здоровенных рюкзаках. К тому времени, когда все наше ценное имущество, которое путешествовало непосредственно с нами, а не в контейнерах, оказалось на берегу, я изрядно подустал. Мышцы ног стали ватными, а спина противно ныла где-то в районе поясницы.
Все то время, пока я таскал баулы, мой научный руководитель, чье чувство собственного достоинства не уступало по размеру гигантскому интеллекту и не позволяло ему принять участие в столь ненаучном времяпрепровождении, беседовал с встречающим нас командиром базы. Когда я, обессиленный, подошел поздороваться, то, к моему немалому удивлению, Юрий Иосифович представил меня беседующему с ним человеку как перспективного молодого ученого, а вовсе не как штатного носильщика. На какое-то мгновение я даже испытал некое подобие чувства благодарности к Гартману, но тот быстро все разрушил.
— Эдуард, вы грузите сумки на тележку, а мы с господином Ларсеном немного пройдемся вдоль берега.
Я кивнул вслед удаляющейся широкой спине профессора. Рядом с ним Матиас Ларсен, командир исследовательской базы ООН, казался просто тростинкой.
— Пузырь и соломинка, — хмыкнул я, глядя на уходивших все дальше от меня болтунов, затем перевел взгляд на наши многочисленные пожитки, — а я, судя по всему, лапоть.
Вещи в небольшую металлическую тележку, прицепленную к квадроциклу, я перекидал быстро. Гартмана и Ларсена по близости не видно, а того, что было чуть дальше, и вовсе невозможно увидеть. Туман. Как мне рассказывали, туман висел над островом триста двадцать — триста тридцать дней в году. Не самое лучшее место для обитания человека и, тем не менее, люди не только сумели здесь выжить, но и неплохо расплодились. Легенда гласит, что почти девятьсот лет назад сюда сумели добраться десяток суденышек, битком набитые скрывающимися от нашествия викингов жителями Британских островов. Не успели измученные гонды, а именно так звали представителей бежавшего от войны племени, перевести дух и понять, куда же их занесли ветер и морские волны, как из вязкого серого тумана показались два ощетинившихся копьями драккара. Неожиданно устрашающие крики ярости, несшиеся с драккаров, сменились воплями страха и отчаяния. Оба боевых корабля викингов налетели на подводные скалы и стремительно тонули. Побросав свое тяжелое, самоубийственное в воде оружие и доспехи, обессиленные воины вплавь добирались до берега, где их встречали пусть и кое-как, но вооруженные гонды, к тому же превосходившие своих недавних преследователей числом в несколько раз.