– Привет, я Макар, – наконец, улыбается он, присаживаясь на корточки. Протягивает Насте руку, а она боязливо прячется, обнимая мои коленки.
– Не расстраивайся, она тебе пока не доверяет, но скоро… Она привыкнет, – лепечу, не отрывая взгляда от насупленной дочери. Кого я обманываю? К Артему девчонка привязалась тотчас… Ему и слов-то подбирать не пришлось, чтобы завоевать детскую доверчивость.
– Настя, ты любишь сладкую вату? – терпеливо произносит Макар.
– Неть.
– А попкорн?
– Юбью, – отвечает с ноткой недоверия в голосе.
– Ну, идемте. Покатаемся сначала на колесе обозрения.
– Не хосю! – капризничает Настя. – Хосю на масинках, – она требовательно топает ножкой.
– Настюша, так нельзя себя вести, дочка, – пытаюсь ее успокоить. – Ну… Чего ты так испугалась? Все хорошо… Дядя Макар хороший. Ты же у меня…
– Ты девочка, – неожиданно вклинивается Макар. – От слез у девочек бывает некрасивое лицо. Ну-ка, прекрати плакать. Не то придет Бабай и тебя накажет.
Настя застывает на миг, а потом разражается еще большим плачем…
Глава 22.
Вера.
– Вер, по-моему, ты ее избаловала, – протягивает Макар, снисходительно взирая на меня с Настюшей. – Ребёнок должен уважать родителей. И старших, и…
– Спасибо за замечание, Макар, – пытаясь перекричать плачущую дочь, отвечаю я. – Да, я ее избаловала. Потому что я у нее одна. У тебя еще есть замечания? Или пожелания?
– Верочка, ну почему ты так все воспринимаешь? Я же стараюсь. Я…
– Пугая моего ребенка Бабаем? Ладно, Макар... Извини. Просто я остро воспринимаю все, что касается моей дочери. Идем на машинки?
– Она из тебя веревки вьет. А что дальше будет? Когда настанет подростковый период? – не унимается Макар.
– Когда начнется подростковый период, я буду с ней разговаривать. Долго и терпеливо. Но до этого момента я хочу сохранить доверие дочери. Ох, Макар… Давай закроем тему воспитания, ладно?
Душу заполняет липкая тревога… Страх, разочарование, грусть… Сердцем я понимаю, что мы друг другу не подходим. А разумом… Может, Макар прав? В конце концов, он имеет право на свое мнение. Что теперь – ставить на человеке крест, если он не разделяет моих взглядов на воспитание?
Настя не отлипает на меня, опасливо поглядывая на Макара. Расслабляется только после катания на пони. Макар покупает ей попкорн, мороженое в вафельном рожке, пытается взять за ручку, но… Настя никак не принимает его внимания. Насупливается и тянется ко мне. Не хочу думать о плохом и ставить точку в наших отношениях, да и на себе, как матери… Все-таки мажор был прав, когда говорил, что я экспериментирую над дочкой… Настя без особого энтузиазма соглашается прокатиться на колесе обозрения. Из закрытой кабинки не убежишь… Мы сидим, пытаясь прогнать неловкие напряжение и скованность. Макар показывает Насте простирающееся под нами море, покрытые густым мхом горы, разноцветные крыши частных гостиниц. Она теряет внимание после монотонного рассказа Макара о его первой машине. Отворачивается демонстративно и обнимает меня, всем видом показывая, что ей неинтересно.
– Я уже не знаю, что делать, Вер. Эта девочка… Она… Это просто треш какой-то, – всплескивает руками он.
– Она не девочка, Макар. А Настя.
– Ну да, Настя. Настюша, – вымученно протягивает он. – Сейчас это проклятое колесо остановится, и я отвезу вас домой.
– Пожалуй, ты прав, – хриплю я, мысленно ругая себя за глупую идею найти Насте папу. И себе… мужа…
Я хочу домой… Желаю закрыться в скорлупе одиночества и подумать о жизни. Ошибках, планах, днях, когда из нашей жизни все исчезнут – Макар, Артем и его папа. Все… Поплакать, наконец… Макар распахивает перед нами заднюю пассажирскую дверь и помогает пристегнуть ремни автокресла. Держится молодцом, отыгрывая финальные сцены роли настоящего джентльмена. Он трогается с места, а в сумочке вибрирует телефон. Погруженная в свои мысли, не сразу выуживаю его. Надо же, Роза Петровна…