Сажусь с ней рядом, вздыхаю.
— Конфет хочешь? Я знаю, где мать прячет.
Мелкая затихает, но голову не поднимает, просто отрицательно машет. Тихонько всхлипывает, но уже не воет, как раненная. Хорошо.
— Хомяки вообще долго не живут, — решаю утешить. — Года два, не больше.
Очередной всхлип превращается в громкий вой, от которого аж мурашки по рукам бегут. Да что она так убивается, что я такого сказал?
— Я тебе завтра другого притащу! — наконец, меня озаряет. Точно, в зоомагазине их видел, недорогие и все на одно лицо. Морду. Хотел Need for Speed купить, конечно… но лишь бы мама не узнала.
— Я не хочу другого, я хочу Роджера! — вскидывает голову и стреляет в меня краснющими глазами.
— Будет Роджер два! Назовешь его Великим!
Мелкая вытирает сопли рукавом и кидает взгляд на тушку почившего в бою за диван хомяка. Ее лицо снова кривится, словно вот-вот рванет новый поток слез.
— И колесо! — вставляю, пока она не опомнилась. Помню, она у матери все выпрашивала.
— Морскую свинку! — тут же успокаивается мелочь, снова проходясь рукавом свитера по лицу. — И колесо.
— Нет, погоди. Так все поймут, что с этим хомяком стало.
— Ты его убил! — прищуривается и поджимает губешки.
— Давай договариваться. Я тебе хомяка и колесо, а ты никому ничего не рассказываешь.
— Не-а, — качает головой. Один хвостик от энергичных движений съезжает ниже с макушки, и заноза становится ужасно похожа на Пеппи Длинный чулок. Такая же… зараза!
— Хомяк, колесо и поильник?
— Поильник, колесо и морская свинка! — победно загибает пальцы, кивая.
Переговорщик от бога. И такая же пройдоха.
— Ладно, — пораженно выдыхаю. — Но никто ничего не должен знать!
— Угу, угу, — кивает и вскакивает с кровати. Радостно улыбается, оттого что удалось развести меня на нового питомца. Хорошо, что не щенка попросила, отделался, можно сказать, малой кровью. — Ой, — прикрывает рот ладошкой, натыкаясь взглядом на дохлого Роджера. — Надо его похоронить.
Кидает на меня взгляд полный печали. Я снова вздыхаю.
— Пошли, коробку для него найдем. У тебя есть лопатка детская? — разворачиваюсь в коридор.
— Не-е-ет, откуда?
— Ну вы же возитесь там в песочнице?
— Ты дурак? Мне уже девять!
— Малявка, — фыркаю я.
— Сам такой! — пинает по ноге. Больно.
И смотрит дерзко и с вызовом, знает, что ничего ей за это не будет. “Девочек бить нельзя, девочек бить нельзя, девочек бить нельзя!” Даже если они совершенно дурные. Вот если б ее мать иногда брала в руки ремень, как моя!
Но я просто стискиваю зубы и открываю шкаф, чтобы найти подходящую обувную коробку. Все ради X-Boxa. Ремень уже давно не помогает, так что у мамы новые способы моего воспитания. И я привык платить за слезы мелкой заразы.
Нахожу коробку, укладываю в него хомяка, и под тоскливые вздохи мелкой перевязываю ее толстыми нитками. Мы выходим во двор и крадемся под каштаны. Где дохлого Роджера еще хоронить?
Копать яму приходится найденной палкой. “Ангелочек” стоит на стрёме. Заговаривает зубы соседям, отгоняет собачников, а когда приходит время закопать коробку со сдохшим питомцем, даже не всхлипывает. Держится прямо, как солдат, мужественно опускает на кучку земли сорванные на клумбе неподалёку нарциссы и громко вздыхает. Я отряхиваю руки от земли и становлюсь рядом с мелкой. Мне жаль, что так вышло, самому неприятно оказаться убийцей, но надеюсь, наш договор облегчит и мою совесть, и ее грусть.
Маме она ничего не говорит, на следующий день получает обещанную морскую свинку, колесо и поилку. А уже вечером того же дня я обнаруживаю свой X-Box сломанным.
“Прости, это случайно вышло” — совершенно не соотносится с дерзким взглядом огромных глаз. — “Я случайно на нее села” — убеждает в коварности мелкой заразы.
Но предъявить мне ей нечего, в отличие от меня, она сразу во всем призналась и с гордостью понесла наказание от своей матери.
Так я узнал, что девчонки ничего не прощают.
Глава 10
Ангелина
Жаль, я не пошла учиться на ветеринара. Озолотилась бы.
Когда мне протягивают счет с четырехзначной цифрой, я слегка фигею. Потому что это настолько впечатляющая четырехзначная цифра, что еще немного и стала бы пятизначной. А на карте у меня такой нет. Дома лежит наличка, рассованная по конвертам с надписями “квартира”, “мама”, “туфли” и ни одного “на кота”. Я кидаю злой взгляд на Арсеньева, стоящего в нескольких шагах от меня и внимающего словам коновала, только что с садистским удовольствием шившего морду кота.