Тут заведомо проигрышная ситуация: чересчур радостно отреагируешь — алкоголик, откажешься пить — не уважил.
— Своя, — нежно гладит бутылку перед собой папа. — Понюхай, понюхай! На чем настаивал, как думаешь?
— Пап, давай без твоих ребусов, — прошу я, садясь напротив, окунаю пакетик чая в кипяток.
Но Вову уже не спасти. Ему протягивают полную рюмку, и с глазами пятилетнего мальчишки, получившего на день рождения радиоуправляемый вертолет, наблюдают, как он принюхивается, а потом опрокидывает всё залпом.
— Сто…й — не успеваю я предупредить, что там не сорокоградусная водичка и к такому пищевод надо подготовить.
Вова закрывает глаза, втягивает воздух на полную ширину лёгких и отчаянно выдыхает, мужественно не произнося ни звука. Не хватает только занюхать рукавом для полноты картины. Я тут же хватаю со стола сало и пихаю ему в рот. Давай, давай, жуй, не надо на меня таращиться! Сейчас полегчает.
Реанимированный пациент с красными глазами, полными растерянности и ужаса, смотрит на меня, дожевывая копчёный свиной бочок и покашливая между делом. Возможно, проклинает. Но я же предупреждала! Об этом так точно было в дурацкой бумажке, что он заставил заполнять. Вот к чему эта показушная бравада была?
— Пшеница? — охрипшим голосом спрашивает Вова, переводя взгляд на отца, с которого писали чеширского кота.
— Картофельные! Очистки! — даже подпрыгивает на месте отец, хлопая в ладоши. — Никто не догадался! Никто, ха!
Лицо Вовы в этот момент сменяет несколько оттенков, разгоняясь от цвета яичной скорлупы до глубоко серого с зеленоватым отливом. Я начинаю подозревать, что папино творение в его желудке задержится не долго. Рука парня тянется к тарелке посреди стола, выхватывает очередной кусочек сала и закидывает в рот.
— Мощная вещь, — хрипит он, прожевав.
— А самое интересное, — с энтузиазмом начинает отец, наклоняясь ближе к благодарному слушателю, приканчивающему запас сала на столе. — Процесс! Это самое, в картошке‑то сахара нет, значит, и дрожжи ее есть не будут, — с видом великого хитреца вещает папа. — А зима холодная нынче была, прошлогодний урожай померз в подвале весь. А что происходит с картошкой, если ее переморозить?
Вова дважды мигает, выдавая свою малую осведомленность о корнеплодах с потрохами. Лицо становится настолько беспомощным, словно только что он очнулся от многолетней комы, а его просят назвать номер своего пенсионного удостоверения.
— Она становится сладкой, — подсказываю я.
— Точно, Зинок! — все так же радостно подхватывает папа, которому развязали руки и язык.
Кстати, что странно. Обычно мама быстро пресекает эти его бесконечные рассказы о жизни дрожжей и процессе дистилляции, а тут ни слова. Сидит, попивает чаёк, поглядывает на Вову. И молчит. Чем и пугает.
— Так вот, а жмых, который остался, мы свиньям на прикормку раскидали.
Пока я пытаюсь разгадать мамин хитроумный замысел и не поддаться панике, папа успел перейти к свиньям. Чудесно.
— Такие хари отожрали, во! — демонстрирует он. — Но нам же и на руку, да, Володь, вон сальце какое вышло, нажористое!
Господь всемогущий. Если бы это был настоящий парень, а не фиктивный, я бы уже пробила головой стол, а он собой входную дверь. Самогонка на картофельных очистках, свиньи на картофельных очистках. Теперь и Вова на картофельных очистках. И кажется, это его предел.
— Я отлучусь, — он улыбается, даже не смотря на испарину, покрывшую его лоб, встаёт и выходит из кухни.
Слышится щелчок выключателя, хлопок двери ванной, журчание воды в кране и подозрительно слившиеся с ней утробные звуки.
Я ещё на мышах поняла, что кулинарию Прудов ему не осилить. Ну подумаешь картофельные очистки. Перемороженные. Из того же погреба, что мыши. Это он ещё не добрался до колбасы из бобров!
— Мне кажется, — наконец, подаёт голос мама. — Мальчику пора. Мы устали с дороги, завтра рано вставать. Знакомство удалось.
Папа кивает, опрокидывая в себя рюмку огненной жидкости собственного производства и не стесняясь, занюхивает воротником.
— Ух, хороша!
— Вы останетесь на ночь? — не без удивления спрашиваю я. Обычно их визиты — два часа бесконечных тычков и упрёков, отполированных шантажом и манипуляцией, и пока‑пока, спасибо за еду, встретимся через месяц. Хотя да, чего я удивляюсь, на сегодня план не выполнен, нужны дополнительные сутки. Блин.
— Папа выпил, куда мы теперь поедем, — смотря с укоризной, говорит мама. — За знакомство, — объясняет, что в этом виновата я. — Твоя подружка же уехала, мы можем занять ее комнату?