Платформа пустынная. Снег под ногами скрипит. Зашагали к огням по сосновому лесу. На каждой ветке — высокий столбик снега. Тень корабельной сосны раскачивается на снежной дороге.
Деревня какая-то глухая, не тронутая прогрессом. Заборы, заборы… В огородах копны сена под снегом, как спящие мамонты. Дым из труб валит прямо к звездам. В целом мире не найдешь такого звездного неба, как над деревней Слизнево, над домом двадцать три по улице Каракозова, где проживает ужасно подозрительная личность — Фима Придорогин.
Темень. Холод. Сарай на замке. Не дозовешься никого, не докричишься, если бандиты окажут сопротивление. А кому им сдаваться-то? Хворостухин от одной лишь таинственной слизневской атмосферы заранее оцепенел. Стоит на крыльце ни жив ни мертв. Хорошо хоть они небезоружны! Женька нащупала в кармане пугач: трубку, набитую серными головками от спичек с гвоздем на резинке. Крайне опасная штука, может даже палец оторвать, правда, самому стрелку.
«Вот оно, — думала Женька, влево и вправо устремляя взор, горящий подозрением, — гнездо преступников. Нашла! Эх, не готовы они с Хворостухиным брать сейчас банду. Надо бы подкрепление! Но придется пойти на риск. Для бедолаги Алмаза каждая минута дорога».
Тук-тук-тук, — робко постучал Хворостухин.
Открылась дверь. Вышел коротко стриженный человек в тренировочном. Во всем его облике было что-то от марсианина, как мы это, земляне, себе представляем.
— Гражданин Придорогин? — спросил Семен Семенович, отчаянно струсив.
— Ну Придорогин, — ответил Придорогин.
— Алмаз, бульдог мой, я извиняюсь, не у вас?
Вместо ответа Придорогин ударил Семена Семеновича в лицо лучом карманного фонарика, от чего тот вконец оцепенел. Женькин выстрел из пугача, который разбудил бы и покойника, не произвел на него ни малейшего впечатления.
Не дрогнул и Придорогин. Зато где-то в доме послышалось: шлеп! Как будто бы кто-то со страху свалился с дивана.
— Бру-бру-бр-р-р, — донеслось до них. — Бра-бру-бры!..
— Алмаз!!! Это он! Я узнаю его! Дорогу, Придорогин! — Семен Семенович внезапно вышел из оцепенения и, услышав голос друга, вскрикнул так, как вскрикнул бы в подобной ситуации лишь Д’Артаньян или Сирано де Бержерак. — Я тебя одной левой сделаю, — пригрозил он и добавил: — Хвощ! Хлыст! То есть Хлыщ!
До этого момента Женька держалась позади и вроде бы на подхвате. Вначале она представляла собой группу наблюдения. Бабахнув из пугача — группу быстрого развертывания. Теперь, чуяло ее сердце, пришло время действовать группе захвата и, более того, группе задержания!
— Эй! — закричала она, обращаясь к созвездию Гончих Псов. — Сюда! Бандит Придорогин ворует собак! Он шьет из друзей человека шапки!..
— Какие шапки? — спросил Хворостухин и вдруг заплакал. — Что ты несешь? Какие шапки?
— Не слушай ты ее, — сказал Придорогин. — Иди сюда, не плачь.
— Нервы сдали, — признался Хворостухин.
Нет смысла описывать вам ликование Семена Семеновича и его верного альбиноса. Пес был в порядке, холеный, мордатый, вмиг выскреб дочиста миску с геркулесом, влез на диван, прижался к Хворостухину, вздохнул и замер.
— «Я кровать твою воблой обвешаю», — важный от смущения, запел Придорогин. Слух у него был идеальный. И неожиданно спросил: — Кушать будете?
Женька думала, что Хворостухин откажется. А он говорит:
— У нас в дороге нигде нельзя поесть. А во Франкфурте-на-Одере кругом бутербродики с фаршем.
— Что ты там забыл? — спрашивает Придорогин, а сам кочан белой капусты на доске шинкует.
— По турпутевке ездил, — простодушно отвечал Семен Семенович.
— Ты, наверное, такой, — говорит Придорогин, — Пизанскую башню тебе обязательно надо посмотреть, или… как их… египетские пирамиды. А собака сиди в четырех стенах, жди, скучай!
Капусту он приправил подсолнечным маслом, дал обоим компоту и вишен без косточек. Жареную рыбу — «ледяную».
— Ты любишь «ледяную» рыбу? — спросил он у Женьки. — Я ее люблю, она чистая и простая.
— Алмаз отдыхал со мной на курорте Кавказа! — сказал Хворостухин в свое оправдание.
— Пес в городе не пес, — отрезал Придорогин. — Вы их губите в городе! Ваши дворы — это рассадник заразы. Битые стекла, пыль, грязь, загазованность, инфекция! Там же все притупляется у всех! Где выносливость? Где быстрый бег? Острый слух? Обоняние? Зрение? Неприхотливость? На человека я махнул рукой, это ветвь тупиковая. А животное надо спасать. Я из партии зеленых.