Илия, разумеется, хотела. Лицо её засветилось от удовольствия и радости, и Рийару даже показалась, что она сейчас запрыгает на месте и захлопает в ладоши.
Обаятельно улыбнувшись, он взял её под руку.
— Ну что ж, тогда пойдём!
По узким и запутанным улочкам он привёл её к линии старых укреплений города — когда-то в древние времена, когда на Понте ещё велись междоусобные войны, именно эта крепостная стена охраняла город. Сейчас она представляла собой скорее памятник истории и архитектуры, частично разрушенный временем и непогодой, однако пара дозорных башен содержались во вполне приличном состоянии — правда, доступ к ним был закрыть специальными артефактами.
Однако по допуску сотрудников управления пройти в них было вполне возможно, и Рийар частенько пользовался этим сам, если ему нужно было переждать последствия очередного отката в уединении. Теперь же не представлялось труда привести сюда и Илию.
Рийар нарочно выбрал башню, которая находилась на горном склоне. С её верхней площадки открывался прекрасный вид и на сам город, и на море за ним, и вечером, в лучах садящегося солнца, Линейра выглядела волшебной и мерцающей. Улицы города переплетались с извилистыми ручьями, текущими от горы к самому морю, и в этот вечерний час они загорались мягкими отблесками заката.
Илия застыла от восхищения, вглядываясь в родной город с этого необычного ракурса и замечая то, что никогда не видела, пока бродила по этим улицам изнутри. Она словно увидела Линейру впервые — и не могла теперь насмотреться.
Полюбовавшись отблесками заката на её восторженном лице, он привычно заколдовал свой голос — на то, чтобы он звучал особенно приятным для неё тембром, — и мягко отметил:
— Я хочу сделать тебе предложение.
Она вздрогнула и повернулась к нему; в её удивлённых глазах застыли вопрос, надежда и вера в чудо.
Он вкрадчивым движением взял её руку и, заглядывая ей в глаза, певуче произнёс:
— Илия, я хотел бы, чтобы ты вступила в мою боевую группу.
Она приоткрыла рот от удивления — явно ждала совсем другого предложения — но Рийар не стал теряться и поспешно продолжил свою речь, не давая сосредоточиться на обманутых ожиданиях.
— Ты удивительно талантлива, — проникновенно заявил он, — я не хочу, чтобы ты растрачивала свой талант на то, что тебя недостойно!
Она смущённо опустила ресницы, краснея от таких приятных слов.
— Ты ведь можешь гораздо больше, чем пустая и скучная следственная работа! — пылко развил свою мысль он, гипнотизируя её горящим взглядом. — Ты удивительная, как героиня легенд и сказаний, созданная для подвигов и побед, а не для пыльных бумажек! Ты смелая, и сильная, и решительная! — с каждым словом голос его становился всё более взволнованным, как будто эмоции перехватывали власть над его разумом. — Я хочу стать частью твоей жизни, хочу стоять в твоём бою плечом к плечу с тобой, хочу сражаться за тебя и с тобой! — с подкупающей искренностью в голосе заключил он, чувственным жестом пожимая её руку.
Конечно же, Илия в этот момент совершенно забыла, что ни за что сражаться не собиралась вовсе, и что боевая карьера никогда её не манила. Он говорил так уверенно и убеждённо, что она сама всей душой поверила, что так оно и есть, и что он гораздо лучше неё самой всё понял о ней, и что она именно такой и хочет быть — как он сейчас рассказывал ей — и что он, сильный, смелый, проницательный, любящий, — что он разглядел её-настоящую лучше, чем она сама могла бы разглядеть себя, и что он открыл ей теперь её — её суть, её душу, её судьбу.
И всё же предложение его было слишком неожиданным и внезапным и не могло не вызывать в ней сомнения.
— Мне кажется, — нерешительно отметила она, сжимая его пальцы в поисках поддержки и одобрения, — я пока слишком мало умею…
— Я научу! — страстно перебил он её, вглядываясь в её лицо с восхищением. — У тебя талант к бою, Илия, ты не представляешь даже, как быстро ты учишься — как будто всю жизнь занималась фехтованием!
Его слова дышали такой убеждённостью в своей правоте, что она поверила. Смущённая, растерянная, она переспросила:
— Ты правда так думаешь?
Укутанная в сто слоёв разнообразных откатов совесть Рийара давно и прочно спала непробудным сном. Однако светлые девичьи глаза, заглянувшие ему в самую душу с доверчивой верой и любовью, поколебали его уверенность в своих действиях.
Внутри него что-то заныло и засквербелось — как если бы спящая совесть, переворачиваясь с боку на бок, что-то задела и уронила прямо на сердце.
Ему не хватило подлости закончить свою игру. Опустив глаза, он открестился:
— Ты права, наверно, я слишком спешу, принимая мечту за реальность.
Его поспешное отступление донельзя удивило её и даже слегка отрезвило.
Он показался ей таким грустным и беспомощным в этот момент, что она поспешила его утешить.
— Быть может, эта мечта не так уж и далека от реальности? — с тёплой улыбкой сказала она, нежно проводя по его щеке рукой.
Он прикрыл глаза.
«Что ж, — придумал он для своей совести колыбельную, — если она и впрямь настолько глупа, чтобы отказаться от мечты всей своей жизни ради едва знакомого ей мужчины — то и поделом ей! Каждый платит свой налог на глупость!»
Эта мысль его успокоила.
— Как знать… — тихо сказал он, и поскорее перевёл разговор на одну городскую легенду про видневшийся отсюда шпиль ратуши — до того, как она сама решится потянуться к нему с поцелуем.
Глава четвёртая
Слова Рийара так глубоко запали в сердце Илии, что она полночи ворочалась, не в силах заснуть.
Ей никогда не приходила в голову мысль о карьере в качестве силовика — скорее всего, потому что подсознательно она была убеждена, что это совершенно неженское дело. Иногда в мечтах, конечно, она рисовалась перед самой собой в образе смелой и решительной воительницы, владеющей и магией, и мечом, — но так на то они и мечты!
Предложение Рийара заставило её думать, что у неё и впрямь есть талант к фехтованию — ведь Рийар был самым умелым фехтовальщиком, с каким она была знакома лично, и его мнение точно было авторитетным! Раз он считает, что это её призвание, то, вероятно, так оно и есть!
Илия так и сяк примеряла к себе эту новую картинку. Она видела себя одетой в форму боевика Следственного управления, которая в её воображении очень ей шла, и представляла себе — как она патрулирует, сопровождает, охраняет, держит оборону или даёт отпор наглым грабителям… к последним фантазиям незамедлительно прибавился Рийар, с которым она спиной к спине сражалась с превосходящими по силам противниками — и, конечно же, побеждала!
Ей словно вживую виделось одобрение в его глазах, и почти слышались слова его похвалы…
Мечты её шагнули дальше. Весьма смутно представляя себе будни боевиков, Илия воображала нечто весьма романтичное, и ей уже представлялось, как прогремит по стране её слава великой воительницы, и как она станет героиней, с которой дети буду брать пример.
Конечно, в глубине души она чувствовала, что не всё будет так просто — её собственное обучение фехтованию уже показало ей, что нужно много труда и упорства, чтобы идти этим путём. И всё же Илию привлекала та относительная простота, с которой она наращивала мышцы и училась владеть мечом.
Ей казалось, что на этой стезе всё весьма просто: ты лишь методично, день за днём, тренируешься — и таким образом растут твоя сила и мастерство. Этот опыт казался ей более надёжным, чем предыдущий — умственный. Сколь бы усердно она ни училась, сколько бы книг ни читала, сколько бы информации ни заучивала — раз за разом в новой ситуации она чувствовала себя абсолютной дурой, которая только находится в самом начале пути. Умственный труд строился по другим законам, чем физический, и Илия ужасно устала постоянно сталкиваться с тем, что она ничего не знает, ничего не понимает и снова вынуждена начинать с нуля. Ей казалось, что в боевой карьере такого не будет — что мастерство её так и будет расти пропорционально её усилиям, и, что если она станет затрачивать на физические навыки столько же труда, сколько раньше тратила на развитие умственных, то преуспеет она гораздо сильнее.