Поля! Поля!
П о э м а. Какая Поля!.. (Идет открывать двери.)
Д и а н а. Если отец, зови сюда! Какой позор! Какой позор!
Поэма выходит.
Входят К а р п о К а р п о в и ч и П о э м а.
К а р п о. Звала?
Д и а н а. Звала, освобожденный от обязанностей!
К а р п о. О, ты даже газеты сегодня читала?
Д и а н а (вспыхнув). Ты еще шутишь? Шутишь?
К а р п о (спокойно). А что мне плакать?
Д и а н а. Галочка, выйди!
Галя направляется к выходу.
К а р п о (останавливает ее). Не торопись, племянница! Здравствуй!.. (Здоровается.) Это раз. А во-вторых…
Д и а н а. Ты… Ты не только безработная республиканская номенклатура, а и палач, инквизитор!.. Чего ты позоришь нас перед чужой девушкой?
К а р п о. Во-первых, она не чужая. А во-вторых, я никого не позорю.
Д и а н а. Выгнали тебя — и не позоришь? Выгнали ж?
К а р п о. Выгнали.
Д и а н а. За что выгнали?
К а р п о. Э… (Хочет уйти.)
Д и а н а. Не беги! Отвечай на вопрос: за что выгнали?
К а р п о. А за что выгоняют плохих работников? Думаешь, если республиканская номенклатура, то уже и неприкосновенная цаца?
Д и а н а. Что ты мне самокритику развел дома? Там (показывает вверх) надо было самокритиковаться.
К а р п о. Где «там»?
Д и а н а. Наверху, в Цека.
К а р п о. Там мне уже сказали и записали: какой ты государственный деятель, если даже дома порядка не наведешь.
Д и а н а. Не выкручивайся. За что побили?
К а р п о. А тебе от этого легче станет? (Подходит к столу.) Дайте чего-нибудь выпить.
П о э м а. Вот твой боржом… (Подает бутылку.)
К а р п о. К черту боржом!.. Дайте горилки!
П о э м а. Скоро за стол сядем…
К а р п о (наливает водку). Сядем?.. (Выпивает залпом.) Возможно, и сядем…
Г а л я. Я пойду. (Уходит.)
К а р п о. Иди, иди, племянница… (Хочет тоже уйти.)
Д и а н а. Стой! (Закрывает дверь на ключ.) За что выгнали, говори!
К а р п о. Записывай в свой протокол… За бюрократизм — раз! За то, что не рос ввысь, а больше вширь, — два! За то, что превратился в шляпу и ротозея, — три! За то, что окружил себя свояками и знакомыми, — четыре!..
Д и а н а. Я так и знала! Мы виноваты!
П о э м а. Кого ты имеешь в виду? Кого?
К а р п о. Твоих любимых подруг — раз…
Д и а н а. Постыдись… Бэлла тут!
К а р п о. Тем лучше. Пускай расскажет, какие она делишки крутила с Поцелуйко.
П о э м а. Я не позволю…
Из соседней комнаты выбегает Б э л л а.
Б э л л а. Неправда! Неправда!..
К а р п о. Так ты еще смеешь из меня враля делать? А кто был посредником между Поцелуйко и завбазою на Куреневке?.. Кто подсунул мне на подпись наряд на двадцать вагонов леса и тридцать тонн цемента?
Д и а н а. Боже мой, боже…
К а р п о. Сколько тебе перепало на этой операции?
Б э л л а. Не я, не я… Это инженер Поцелуйко…
П о э м а. Что инженер Поцелуйко?.. (Отцу.) Как она смеет?
К а р п о. Смеет, дочка, смеет… Твоего милого женишка два часа тому назад посадили.
Б э л л а. Посадили?
Д и а н а. Как посадили?
К а р п о. А как сажают пройдох и хапуг? Пришли, забрали и увезли. Прямо в тюрьму.
П о э м а. Ай!
Б э л л а (бросается к дверям). Пустите, пустите!
Просторная комната в загсе. Два стола, покрытые скатертями, возле них — кресла в белых чехлах. По углам — вазы с цветами. Две двери: входная и вторая с табличкой «Заведующий загсом». Прямо — широко раскрытое окно, за которым раскинулся сквер. Пышно цветут каштаны. В а л я сидит за столом, озабоченно пишет. П о э м а ходит по комнате, заложив руки за шею, напевает танго.
П о э м а. Тоска! Какая тоска! (Смотрит на часики.)
В а л я. Что вы сказали?
П о э м а. Валя! Оставьте наконец свою тригонометрию! Посмотрите!.. (Показывает на окно.) Весна идет по Киеву! Цветут каштаны! Щебечут птички!
В а л я (не отрываясь от работы). Хорошо! Очень хорошо!
П о э м а. Что хорошо, Валя?
В а л я. То, что вы сказали…
П о э м а. А что я сказала?
В а л я. Ой, забыла…
П о э м а (подходит к ней, поднимает ее голову, поворачивает к окну). Смотрите!.. Там весна! Цветут каштаны!