— Мало, Платош, мало. Я большего достойна. И секса, дорогой, что-то меньше стало с появлением этой курицы.
— Меньше надо ходить на свои тренинги личностного роста, а книги нормальные чаще читать. И не называй Марту курицей, Алёна, иначе я не сдержусь. — я обезумел от наглости своей…любовницы, схватил со стола какую-то, очевидно, не из дешёвых вазу, и бросил об стену. Но Алёна и бровью не повела да стервозно ухмыльнулась.
— Книги — удел бедных, никчёмных и слабых людей. А я выше этого. И да, мои курсы помогают мне по жизни. Ты думаешь, я как всего добилась? — блондинка вальяжно уселась в кресло возле стола, налила себе в бокал белого вина, отпила вызывающе и гордо улыбнулась.
— Интересно. И как? А главное, чего же ты, Алёнушка, добилась?
— Как это чего? Где я, и где твоя Марта? Я на самом верху, сама себя обеспечиваю, одеваюсь дорого, отдыхаю на модных курортах, посещаю именитого косметолога, да мне позавидовать можно. А она…внизу, неудачница.
— Ты на самом верху…пока…потому что когда-то лежала внизу подо мной, а я повёлся на твоё милое личико и враньё о чувствах.
— Фу, как грубо, Платон. Я же девочка, со мной так нельзя, могу и обидеться.
— Да что ты мне сделаешь, если оооообидешься? — съязвил я.
— А я расскажу всем, что ты меня использовал, домогался и бросил беременную, и заставил делать аборт.
— Мне сейчас позвонить в отдел кадров, чтобы тебя уволили по статье, или позже?
— Не горячись, ты сам виноват, завёл меня, непристойности говоришь, с какой-то Мартой спутался. Я же люблю тебя и ревную.
— Мне-то не заливай, Алён. Ты любишь себя, деньги и красивую жизнь всем на зависть.
— Вот только не надо из меня делать меркантильную стерву.
— Это ты на тренингах стольких умных слов набралась? — я рассмеялся, закашлявшись.
— Я и сама их знала, у меня, между прочим, красный диплом имеется.
— Имеется, однозначно, дорого стоил?
— Я сама!
— Кто бы сомневался. Видимо, поэтому все юристы за тобой исправляли ошибки каждый раз и переделывали документы, что ты сама получила красный диплом и ни черта не знаешь.
— Перестань меня оскорблять. Чего ты взъелся-то на ровном месте?
— Значит так, либо ты возвращаешь на работу Марту, просишь у неё прощения и больше не трогаешь потом, либо уходишь по собственному желанию из компании. 2 минуты на размышление пошло. — грозно заключил я и выжидательно посмотрел на свои коричневые кожаные часы с круглым золотым циферблатом, украшенные звёздным небом с драгоценными камнями, подаренными ею в то лето.
Глава 19
Кто-то резко меня остановил, выдернул за руку из ликующей толпы сотрудников, в которой я надеялась затеряться. Я забилась в панике, хватая ртом воздух, изрядно хотелось пить, в горле пересохло от волнения. Я попробовала высвободиться и всё-таки сбежать вон с этой гнилой корпоративной вечеринки, но этот кто-то был настойчивее и сильнее меня, нагло удерживая за руку и чуть не выкручивая моё запястье.
— Марта, ёшки-матрёшки, остановись. Успокойся, слышишь? Это я, посмотри на меня, — я ощутила бархатное прикосновение к плечу и отпрыгнула, больно ударившись о мраморную колонну.
— Ой, что же это такое? Одни увечья у меня из-за вашего дурацкого Платонова и его партнёров. — я перевела дыхание, облокотилась о прохладную колонну и сфокусировала взгляд на препятствии на моём пути. Передо мной стояла взволнованная Лейла и обмахивала меня своей маскарадной маской.
— Ты пришла в себя? Ты меня слышишь, Марта? — девушка приблизилась, заглядывая мне в лицо с тревогой.
— Слышу, слышу. Но мне пора, уйди с дороги, Лейла, по-хорошему прошу, ради всего святого. — я начала обходить девушку, но та широко расставила руки, замыкая меня в пространство между стеной и колонной.
— Нет, стой, где стоишь. Я обещала Стёпе, что задержу тебя. — упорствовала жена Калинина.
— При чём здесь Степан то, Боже мой?! Вы оставите меня в покое когда-нибудь? — я взревела, с силой отталкивая Лейлу.
— Ай, — всхлипнула театрально девушка, — больно же.
— А я просила тебя отойти и не задерживать меня, — я прошмыгнула в толпу и припустила шаг, приближаясь к заветному выходу из зала.
«Женюсь на тебе одной, дождусь, когда ты расстанешься со своим горе-мужем, и женюсь только на тебе, мне других не надо», — снова услышала я, услышала довольно отчетливо и обернулась на голос, который показался мне знакомым…но фойе оказалось пустынным, вот только в зеркале, что протянулось величественно во всю стену я увидела того самого юношу из своего сна, с которым мы сжимали ладонями горсть сочной кисло-сладкой, терпкой голубики. Я закрыла глаза, отгоняя наваждение.