– Давай-ка попробуем тебя прояснить, – сказала я и принялась выплетать Чары чистоты. Когда-то моя однокурсница придумала эту идею: наносишь чары на лицо, и они убирают прыщики и пятнышки.
Мысль была хорошая, вот только потом эти чары неминуемо заканчивались расстройством желудка. Но может, с зеркалом будет иначе?
Чары легли на зеркальную гладь, и мельтешение красок прекратилось. Послышался треск – легкий, едва уловимый, и колокольчики безопасности ожили и заголосили: беда, беда!
По лестнице кто-то спускался. Я слышала шаги – тяжелые уверенные шаги хозяина положения, который не будет со мной церемониться.
Особенно с учетом того, что я украла его монеты.
Треск разлился по зазеркалью, корни и ветви пришли в движение и потянулись ко мне, пытаясь схватить. Зеркало рассыпалось веером бриллиантовых брызг и за мгновение до того, как из тумана выступил хозяин этого места, я услышала странно знакомый далекий голос:
– Помоги…
А потом мир содрогнулся и я снова полетела во мрак.
Глава 10
Мне было холодно. Просто невыносимо холодно.
– Эмма, держись, – голос Мартина летел ко мне из невообразимой высоты. Я чувствовала, что он держит меня на руках, но не видела его – перед глазами все плыло.
Я выбралась из зазеркалья. Я в своем мире. А холод отступит и зрение вернется. Мне, в конце концов, сегодня еще готовить ужин.
– На счет три: раз… два…
А это уже голос Джейн. Надо будет обязательно показать им монеты – конечно, если я их еще не потеряла. Надо же, в зазеркалье есть клады.
– Не получается…
Холод проникал в каждую клеточку тела. Струился по венам, заполняя меня до самого краешка. Еще немного, и я сделаюсь стеклянной, хрупкой, и рассыплюсь от неосторожного прикосновения.
– Ты должен обратиться. Драконий огонь способен разрушить…
“Не надо!” – закричало в моей голове. Если Мартин обратится, держа меня на руках, тут только пепел останется. А мне еще рано становиться пеплом. Я хочу жить. Готовить еду, родить парочку детей, стать настоящей хозяйкой академии…
Не надо огня, пожалуйста…
Сумрак отступил, и я увидела лицо Мартина. Он смотрел с тревогой и ужасом – вернее, чувства, которые исказили его, были намного сильнее и горше любых слов.
– Я нашла там клад, – сумела выдохнуть я и увидела, как от моих губ текут струйки ледяного пара.
– Молчи! – приказала Джейн откуда-то издалека. – Мартин, обращайся. Если сейчас пойдут трещины, мы ее уже не спасем.
– И там кто-то был, – все-таки сказала я, и Мартин кивнул и откликнулся:
– Эмма, прости меня.
По его плечам побежали язычки огня: потекли на волосы, скользнули по лицу. На щеках и шее проступили очертания драконьей чешуи, черно-золотые мазки.
Руки, которые держали меня, отяжелели. И я сама в них сделалась тяжелой, словно обрубок дерева.
Мартин менялся. Весь его облик дрожал и плыл. Господи, если он и правда сейчас обратится в дракона, мне конец.
Как только я подумала об этом, то поняла, что по телу ползет пламя. Оно щекотало и дразнило, оно было осторожным и ласковым, и совсем не пугало. Наоборот – драконий огонь пришел, чтобы исцелить меня и спасти.
Когда-то давным-давно нянюшка читала нам с Фредом старую сказку. И там была строчка: драконий огонь исцеляет миры и создает новые.
Вот бы это и правда было так.
Облик Мартина растаял за потоками огня. Огонь был всюду: падал сверху, струился снизу, он грохотал и шептал, он показывал бесконечный мрак и солнечный день. Вот в его переливах проступила картинка: весенний сад, я сижу на скамейке с маленькой девочкой в голубом платье, а рядом с нами целая компания кукол. Мы оборачиваемся и видим Мартина. Он спешит к нам и, судя по его лицу, хочет рассказать какую-то очень хорошую новость.
Огонь взревел, поднимаясь на невообразимую высоту. Он наполнял меня, изгоняя холод, он сокрушал лед и излечивал душу. Огонь нес жизнь, и я теперь точно знала, что не умру.
У нас с Мартином все будет хорошо. Мы разберемся с тем, кто бродит по развалинам замка в зазеркалье. И с академией все будет в порядке. Мартин никогда не допустит, чтобы Дандевар стал мрачной грудой камней, заросших мертвыми деревьями.
А я буду с ним рядом. Всегда и во всем.
Я сама не поняла, когда пламя начало стихать и смиряться. Последний осколок льда с хрустом вывалился из груди – я поймала его взглядом, и увидела в нем отраженное лицо, не мужское и не женское, искаженное криком и болью.