Быстро привыкли и к этому.
Стаса похоронили вроде и пышно, но с оглядкой, без особого шума. Стасово наследство перешло к заводским. Девочки быстро нашли себе новое место в жизни. Двоих пригласил к себе Тарханов. Марина и ее подруга Тоня – в народе Тонька-Тина – устроились на секретарские места в заводоуправлении, но жили в основном на виллах, в «Тархановке». История со Стасом многим вправила мозги. Та же подруга Тонька, которая прежде отличалась длинным языком, теперь притихла и вроде даже повзрослела. Марина тоже сделала свои выводы, но обсуждать их ни с кем не стала. И с кем? С кем?
Жить в нищей квартирке родителей, делить с сестрой убогую комнатку в родительской двушке она уже не могла. Тогда она сказала себе:
– Не вернусь. Лучше побираться буду, хоть на вокзале, только не сюда. Что-то очень плохое должно случиться со мной или с ними, чтоб я вернулась.
Побираться не пришлось. Но на содержание пришлось идти довольно скоро. Тарханов еще вел себя прилично. При Стасе все было куда как жестче. Слава Богу, выручала внешность и характер. За неимением других капиталов выбора не было – ни в родном городке Волжском, ни в большом Волгограде. Куда девочки без толкового образования, протекции и связей попадали после школы, все вокруг знали.
Знала и Марина.
Звонок Игоря через пять лет мог ничего не значить. Но после ослепительной поездки в Марокко, жизнь начала наполняться новым смыслом. Игорь, с его ироничной улыбкой, литыми плечами, с его серьезными занятиями и увлечениями плэйбоя из глянцевого журнала был похож на волшебника из сказки. Он умел творить чудеса. Он творил чудеса.
Встречи с Игорем она ждала, замирая при каждом телефонном звонке. На этот раз он позвонил вдруг и весело заявил:
– Поехали в Петербург. Или Ленинград, шут знает, как там правильно. Можешь быстро собраться?
В ответ пролепетала что-то вопросительное и не по теме. Он ее не слушал:
– Ну да. То есть привет. Ты как там сама? Я соскучился. Ромашина помнишь? Он тут один без Лизы, чуть меня не загрыз. Или загрыз? Нет, не успел.
Игорь говорил еще что-то веселое, смешил ее и радовался сам, а она все слушала себя – как отзывается? Марина всегда принимала решения медленно, но уж решенное было похоже на судьбу, не уйти. Встреча с Игорем выбивалась из общего заранее решенного ряда, и заставляла думать, смотреть по сторонам, вокруг себя и думать, думать самой.
А Игорь уже все продумал. Секретарь оплатил электоронный билет бизнес-класса, слава богу теперь не нужно связываться с бланками и самолично стоять в в кассах, прогресс, однако. Паспорт не забудь, Малыш. В Пулкове я тебя встречу, хотя пока, кажется, буду безлошадный. Черт с ним, такси никто не отменял. Прилетай, тут здорово, хотя белых ночей еще нет. У меня тебе сюрприз. Эй, Малыш, ты там просто молчишь или спишь уже?
– Нет, я не сплю, все хорошо. – Она вздохнула судорожно, как у холодной реки. – Я прилечу. Только попробуй меня не встретить. Тогда тебя загрызу я.
Он рассмеялся, положил трубку, а она еще долго стояла у окна и писала пальцем по стеклу «Ленинград, Ленинград, Ленинград»…
В советские времена Ленинград частенько называли Питером, и в этом был своего рода стиль, ссылка на дореволюционные еще времена.
Лет двести сами жители города считали петровское название Санкт-Петербург длинноватым и помпезным, сначала укоротили до цельного «Петербург», а после в быту свели до краткого Питер, что вовсе не отменяло столичного снобизма и любви к своему роскошному городу на северных канала. С началом первой мировой войны стольный город Санкт-Петербург превратился ненадолго в русскую версию под названием Петроград – на волне русского ура-патриотизма и антинемецкого шовинизма, видимо. Потом была большевистская революция, первые события которой в форме октябрьского переворота происходили как раз в северной столице, где обитало правительство. Уже после, когда идеологические соображения требовали пристроить куда-то имя покойного лидера, город назвали Ленинградом. И прижилось. Целые поколения советских петербуржцев связывали свою судьбу с городом этого имени. Этим гордились, этим страдали, о событиях своей жизни вспоминали под этим названием.
Перемены девяностых коснулись и имени дряхлеющего города. Под шум о либеральной демократии, которой здесь прежде не водилось, под ураганную приватизацию, породившую первые колоссальные состояния новой волны, под большие реальные перемены городу вернули прежнее имя Санкт-Петербург. Позабыв переименовать Ленинградскую область и Ленинградский вокзал, с которого из Москвы мы ездим в тот же город на короткой реке Неве.