– Господи Исусе Христе сыне Божий, помилуй нас, – и кутью передают вдоль стола по солнцу. После нее приступают к другим блюдам. Много строгих правил, а присмотришься – все толковые подсказки растерянному человеку.
Медников в такую дорогу взял с собой водителя, серьезного опытного профессионала из своих коллег, званием пониже. Несмотря на маленькое звание, все его звали Анатолием Захаровичем за серьезный взгляд на вещи и основательную повадку. С надежным попутчиком в дороге спокойнее. Решили меняться за рулем, чтобы не заснуть и зря не останавливаться в пути. Выехали вовремя, с рассветом, проскочив все московские пробки, кольца, и скоро были уже на широком ухоженном шоссе – последнем куске приличной дороги. А впереди две тысячи верст, и мороз.
Мороз настоящий. То ли еще будет за Великим Устюгом.
Когда добрались до Сыктывкара, бортовой термометр машины показывал минус 32, и продолжало холодать. И связь барахлит. Удивляться нечему, связь и в городах бывает неважная, а тут где они, города? Так и промахнешься, уедешь на Северный полюс, не заметив Ухты. За Печору, за Тиман, мимо ненцев, в Баренцево море.
Туда добрались без приключений. Тяжелая дорога, суровый зимник расслабляться не давал. Медников напоминал Анатолию Захаровичу, своему напарнику-водителю:
– Там, впереди, дороги будут поуже и грубее. А поддерживают они свой зимник простым, как правда, способом: пускают по трассе трактор с бульдозером, чтоб очистить путь от снега. Сколько бульдозер освободит, и есть дорога. Чтобы двум фурам разъехаться, местами делают «карманы», куда можно загнать встречную машину. Понятно, такое проходит на дорогах, где встречные ходят не часто. Этим манером прокладывают зимники еще с советских времен, времена меняются, способ не меняется.
По приезде завертелось, пошли обычные поминальные хлопоты. На теткиной могиле по просьбе Игоря поставили большой деревянный восьмиконечный крест из новых белых брусков. Крест был сработан добротно, по уставу, с косой поперечиной, обернутой верхним концом влево. По старой канве полагалось строить на могиле домовину – низкий сруб в два венца из тесаных бревен, переложенных берестой, но Игорь не настаивал. А вот крест над могилой решил поставить уставный, с треугольным скатом на вершине.
– Когда будет огненный дождь, крыша и спасет умершего, и раскаленные камни, падающие с неба, сразу на землю не упадут, а ударятся о дерево. – Так говорили старики, вторя прежним наставникам.
Медников без спешки, обстоятельно поговорил со стариками, понимая, что и это есть важная половина поминального обряда. Сейчас его окружало все, что часто ему снилось. Светлые осанистые избы на белом снегу, гости в бородах, и уверенные в себе, улыбчивые старушки. Собирают на стол. За трапезой хозяева приглашают, как должно: «Кушайте, люди добрые, кушайте – поминайте». И говорят за помин, несколько раз за помин говорят. Все поданные блюда Игорь должен отведать. По окончании трапезы голос сзади едва слышно: «Творите молитву». Читают молитву. Кажется, за окнами все время длинный, солнечный день.
Поговорил и со сверстниками, кого помнил с детства.
Но важнее других был разговор с духовным отцом, суровым старцем с острым взглядом из-под густых бровей. Разговор вышел непростой, Игорь еще много раз будет в уме прокручивать слова мудрого старца, спрятанного от мира в архангельской стылой глуши. Медников оставил пожертвование в пользу маленькой церкви, просто оставил деньгами, потому что в этих дальних краях любой гвоздь, любой кирпич идет чуть не на вес золота, жизнь тяжелая. Духовный отец поблагодарил с большим достоинством. Но главное – крестик.
Медников уже давно носил на серебряной цепочке нательный крест особенной выделки. Это был антикварный, изящной работы крест, говорят, четырнадцатого века, потемневший и истертый. И вдруг здесь, за тридевять земель, в лесах приполярной Печоры духовный отец попросил показать крест, повертел его в руках – и не одобрил. Антикварный крест нарушал канон, был сделан не по правилам.
И духовный отец, настоящий наставник, неулыбчивый северный затворник дал Игорю другой крестик, простой, покрытый скромным чеканным рельефом с молитвой на обратной стороне. И велел носить не на цепи, а на шнурке. Сила убеждения у наставника была такова, что Медников, упрямый и своевольный обычно человек, надел этот крестик тут же, ни минуты не сомневаясь. В обратную дорогу ехал уже с новым.