Андрюша подбежал к окну, пододвинул стул ближе к подоконнику, забрался и сел, поджав под себя ноги.
Ему нравилось часами просиживать у этого разноцветного окна и смотреть на картину, сотворённую из красочных стёклышек, на которой лесные красавицы-нимфы гуляли по античному саду с собакой, запечатленной в радостном прыжке.
Как-то мальчик с весёлой улыбкой на лице подбежал к матери:
— Мама, когда я стану взрослым, моя жена непременно будет похожа на одну из тех девушек, что на окне в старом кабинете…
— Без комментариев… — задумчиво, но с улыбкой произнесла стоявшая рядом пожилая женщина, бабушка Андрея, и понесла вазу с яблоками в гостиную. Мать тихонько рассмеялась и погладила короткие тёмные кудри на голове сына:
— Обязательно, дорогой, обязательно.
Поспешно Андрей взял средних размеров блокнот и уже практически сточенный карандаш и принялся сначала мысленно, в воздухе, пальцем очерчивать линии витражной картины, а потом с той же бережностью переносил запомненное на лист бумаги. Мальчик низко склонился над своим детским карандашным шедевром.
Вдруг ему показалось, что фрак покойного предка слегка шевельнулся, а в чуть открытое оконце ворвались прохладный влажный ветер и первый за сегодняшний день луч солнца. Комната наполнилась тёплым светом, и прадедов наряд утихомирился, поник, грустно сложил свои тканевые складки и принялся покорно висеть.
Мальчик ничуть не боялся находиться в этой комнате один. Наоборот, он был рад, что странная комната радушно принимала каждый раз своего единственного постоянного гостя, не считая служанок, потому что остальные члены семьи редко баловали заснувшую здесь живую историю своими посещениями.
Пока маленький Андрей продолжал бережно водить чёрным грифелем по белой бумаге, солнечные лучи, проходя сквозь разноцветные стёкла витража, причудливо играли всеми оттенками радуги на тёмном дубовом полу. Андрюша с любопытством кинул взгляд на чудные блики, и спустя секунду опять погрузил своё внимание в блокнот: вот на его глазах у по-детски наивных силуэтов начали появляться черты лица; вот глаза, красиво очерченные тонкими бровями и длинными ресницами; вот нос, вот руки, вот колышется подол наряда, а вот буквально мгновенье назад его творенье засияло доброй улыбкой.
Но вдруг далеко за дверью раздался голос матери:
— Андрюша, мальчик мой, пойдём кушать.
Сын послушно встал с затёкших колен и через минуту уже проворно сверкал пятками по коридорам огромного дома, спускаясь к обеду.
Гость ушёл. Комната опустела. Беспомощный ветер попытался воссоздать картину движения, несильно выдохнул, и листок с карандашными набросками нехотя слетел с подоконника и стал неспешно опускаться на пол…
… Она сошла совершенно неожиданно, сопровождаемая весёлым собачьим лаем. Лёгкой поступью лесная нимфа прошла по дубовому настилу своими почти прозрачными босыми ногами, опустилась, быстро взяла упавший листок блокнота и аккуратно положила его обратно на подоконник. Затем красавица мимолётно улыбнулась, встряхнула своими светлыми, невесомыми волосами и ушла в небо…
5 сентября 2009
Почему
Корона блестела. Она была слишком вычурной, нелепой, но чертовски блестящей. Всё было идеально: золото самой высокой пробы с намёками переливалось и отражало свет, всевозможные драгоценные камни были разбросаны с небрежным шиком.
На голове корона сидела также небрежно. Она была сдвинута набок, как будто говорила всем своим видом о своём равнодушии ко всему, что было за её пределами и её не касалось. Однако временами корона задумывалась о том, почему бы ей не сидеть прямо и высокомерно, но пока думала, опять сползала набок.
Высокому и чистому зеркалу было лестно отражать такое зрелище. Оно наслаждалось моментом, пока корона любовалась собой. Само же зеркало не представляло собой ничего особенного, никаких украшений на нём не было, никаких лишних завитков, узоров и бесполезных золочений. Однако в такие минуты, когда изображение величавой короны отражалось в нём, зеркало запотевало от смущения, удовольствия и оказанной чести.
Вслед за короной на зеркальной глади, если медленно спускаться вниз, можно было даже заметить чересчур довольное лицо с нагловатыми глазами и самоуверенно выставленным вперёд и вверх красивым и невозмутимым подбородком. Обладатель этого лица расслабленно и непринуждённо сидел в мягком кожаном кресле светло-бежевого цвета, изредка подмигивая своему отражению, а корона, на секунду напомнив о себе, ещё раз сползла на ровный лоб. В этот же момент правая рука самовлюбленного царька потянулась к голове, и тонкие, невыносимо красивые пальцы с излишним изяществом опять поправили корону. Создавалось впечатление, что между человеком и короной идёт разговор без слов, и каждая сказанная фраза была такой же пафосной, какими были её обладатели. На это смотреть было столь же забавно, если представить, что это два напыщенных и чрезвычайно важных вельможи пытаются войти в узкую дверь или же делают друг другу нескончаемые комплименты.