Выбрать главу

Я не имею ни малейшего понятия о том, что сейчас думает он, способен ли вообще на мысли, «подумает» ли теперь или когда-нибудь такое мне — и мне все равно, я ведь не претендую.

Но если говорить о нем…

«Ты создан для любви. Пусть, может, только физической, но такой, которую иначе не назовешь, только любовью. То, что ты делаешь, то, что ты только что со мною сделал — это любовь, физическая, там, или еще какая — неважно. Ты делаешь это так, что другого слова для этого нет».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ Бонус

Превращаемся в «парочку карьеристов», как однажды замечаю ему с нервным смехом.

То есть, меня на работе давно за такую держат, потому что работать мне нравится и тяну я, как дурная. Никто не возражает до поры-до времени, покуда не начинаю требовать того же от других — вот тогда натыкаюсь, если не на откровенный хейтинг, то на раздосадованный раздрай.

Рик бодренько проходит-проскакивает испытательный срок у Франка. Вернее, если бы Рик по какой-либо причине вздумал спрыгнуть, тем самым подставив какую-нибудь очередную важную взрывную работу, плохо пришлось бы в первую очередь Франку. Так что это Франк его, этот срок, проходит. Как и предполагалось, на одних взрывах Рик не засиживается: обнаруживает опытность в работе в девелопменте — и вскоре работает уже попросту везде.

Помимо ЭфЭм Рик все также ездит-наезжает по «не своим» делам, каким-то образом ухитряется в один день поспевать в два, а то и — черт его знает — в три места.

Отмечаю в нем некоторую общую перемену.

У тебя что — новый? — интересуется Каро — однажды на выходных мы с ней созваниваемся по видео, а у меня на заднем плане околачивается Рик. Когда удивленно отвечаю, что — нет, все тот же, она поражается, мол, надо же — не узнала.

«Не узнает» его и Рози. Вернее, после встречи в обед — такие у нас с ним теперь случаются редко — глубокомысленно замечает: «Ну надо же, как изменился Рик».

Изменился. Мое наблюдение, что он может и, кажется, даже любит работать, оказалось «в точку» — я бы и тут сказала «зверь», если бы не побоялась повториться. А то я ведь такое четко распознаю.

Мне вспоминается, что по своем вселении ко мне Рик обещал «начать приводить в порядок дела», когда «разгребет», вернее, «поживет» у меня. Я тогда не придала значения тем его словам, но теперь соображаю, что именно это он, кажется, сейчас и делает. Будто сидит в нем внутреннее что-то, что гонит его вперед. Мне кажется, я скоро узнаю во все подробностях тот проект, который Рик силится завершить с таким рвением и упорством. Он и сейчас уже, нет-нет, вскользь упоминает отдельные детали. Отсюда у меня возникает предположение, что наиболее интересным вопросом относительно в этом проекте является не «что?», а «почему?»

И все-таки куда бы ни мотался Рик и сколько бы ни работал — измотанным его не назовешь. Наоборот: кажется, он в своем элементе. И теперь мне порой бывает трудно представить, что это с ним я повстречалась в метро чуть более полугода тому назад.

***

Итак, новой работой Рик, кажется, доволен.

Хотя…

детка

Так он порой все еще называет меня.

есть проблема

«Мини», думаю, что ли, сломался?

срочная

Твою мать, повредился на работе?..

чето трахаться мало стали

А-а…

— Детка… — звонит он, едва я успеваю дочитать и смущенно-рассерженно хихикнуть.

Наезжаю:

— Вот ты сволочь, чего пугаешь…

— Ни хера се. Эт хуже некуда, по-моему.

Слышу в хриплом голосе весело-возбужденные нотки и со сладко-горькой нежностью предугадываю, прежде чем голос этот и правда предлагает:

— Через десять минут…

— У меня ж…

— Мне похуй, детка. Сочини че-нить. Ты ж умничка, для тебя — херня.

Вот засранец, колотит во мне все — не только сердце — когда разговор наш окончен. И главное, он оказывается так же прав, как и я через десять минут оказываюсь на воздухе. Возбужденно-взбудораженная и готовая согласиться с любой его схемой проведения следующего получаса. Ну, или сколько получится.

Правда, хлебнуть этого воздуха мне не дают — заваливаются ртом ко мне в рот, при этом умудряясь подталкивать меня в какую-то машину — а, в мою… — твердя, что, мол, «давай, а то эвакуируют щас…»

В машине Рик продолжает неистово меня ласкать. Целует лицо, волосы, шею — как-то особенно возится он с шеей — а я настолько никакая, что забываю возникнуть, чтобы он смотрел на дорогу. Чтоб полегче там с моей машиной. И о машине-то забываю. Удивительно, как мы без приключений добираемся до дома и сколько народу на светофорах снимало на сотку наши безобразия, одетые, впрочем.