Смотрю на Рика — он ни о чем себя не спрашивает. Говорит о ней, как ни в чем не бывало, будто она родственница ему. Е-мое, да будто он причастен к ее деторождению.
Незаметно разговор под это странное всеобщее празднование переходит опять на закрытие проекта и насколько это «зашибись», что закрыли вовремя, до подорожания стройматериалов, которое будет неизбежно, если их вообще можно будет достать.
— Ты новых партнеров себе нашел?
Они подразумевают новый проект. Пытаюсь не захлебнуться пивом — тут старое еле разгребли.
— Ну да, — коротко отвечает Рик и выразительно кивает на меня. Глаза его сверкают.
«Комьюнити» одобрительно ржет и тоже кивает. Недолго думая, поднимают за это дело чарки.
Я пресно и бессодержательно улыбаюсь, донышком своей бутылки пинаю воздух в сторону «круга» — и не утруждаю себя разъяснениями. Я еще не сказала, что я «в деле». И это, и то, другое я лучше разъясню с ним позже, тет-на-тет.
***
В компании проще сдерживать эмоции, заталкивать назад так и лезущие из меня, один тупее другого, вопросы, запихивать их внутрь, утрамбовывать.
Устала… Поздно…
Устала — но сейчас, в два часа ночи в машине, с бело-красными лентами за окном — вот чего мне не спится? Может, потому что тоже насчет бабла беспокоюсь? Ведь, как я теперь понимаю, стоило бы. Или, может, просто есть (опять) охота? Нет…
— У нее ребенок, — говорит он для чего-то.
— Твой, что ли? — спрашиваю машинально и безэмоционально.
Хреново, конечно, так спрашивать.
— Нет вроде.
Ответ еще хреновее.
Ребенок. Ну тогда — конечно. Есть ли уважительная причина уважительнее этой.
Ребенок — счастье тому, у кого он есть, и горе тем, у кого нет. Мне отчего-то становится противно от одной мысли, что могла бы начать убеждать его в чем-то, уговаривать и вообще — разбираться вместе с ним в его говне.
Вспоминаю, что умираю с голода. Надо бы все это заесть.
Денер-дюрюм, все-таки прихваченный из Тадыма, кажется пищей богов, несмотря на эмоциональные раздраи.
— И что? — осведомляюсь больше в шутку. — Вовремя не заплатит — наезжать не будешь?
— Не-е, — лениво отзывается он, дожевывая свое.
Что ж, может, у нее совесть найдется не злоупотреблять этим.
— Ты из-за этого везде сам ездил — ее не напрягать?
— И из-за этого тоже.
Но вот в бауамт, соображаю, меня гонял — почему?..
Вместо этого зачем-то спрашиваю:
— Давно ее знаешь?
— Давно.
Не знаю ни, что на это сказать, ни, хочу ли еще чего-нибудь спросить.
— Стопудово одной воспитывать придется, — рассуждает Рик. — С ее характером.
Говорит о ней вроде равнодушно.
— Хорошо — сын ее не твой оказался.
«Не от такой» — думаю себе, отчего-то решив, что у нее «сын».
Он будто угадывает мои мысли и замечает резонно:
— Пацану от этого не легче. Ему отец нужен.
— А ты хотел бы быть ему отцом?
— Я усыновить его готов был. Только кто ж мне даст.
Я ошеломлена тем, что он сказал.
— А это ничего, что мамаша его так жестко тебя подставила?
В кругах, к которым он близок, про такое сказали бы «отымела без вазелина».
— Ну и что, — пожимает плечами Рик. — Пацан причем?
Не причем, это правда.
«Но ведь и ты не причем» — хочется мне крикнуть ему с максимальной досадой.
У его бывшей зазнобы ребенок. Она повела себя с ним, как конченая сука, но он-то повел себя с ней по-рыцарски. От его благородства тошнит, но избавляться от этого при нем не хочется. Хочется выскочить, отбежать куда-нибудь подальше и там, в укромном уголке выплюнуть все-все. Но… не на ходу же прыгать.
Похоже, он загнал себя в клетку и имя ей: «чувство ответственности»? Только какой волк добровольно в клетку пойдет…
Его идиотская сознанка, нашаренное чувство… да, ответственности перед бабой, с которой он давно уже не был, за ребенка, которого, как он сам говорит, не он ей сделал. Так может, хотел сделать? Тьфу. Кажется, из своей клетки только он сам в силах себя вытащить.
Если бы я знала больше, может, смогла бы его понять, но он не хочет рассказывать. А у меня, боюсь, не хватит сил спросить так, чтобы потом еще нормально переварить то, что он мне ответит.
Прикрываю глаза, в которых рябит от красно-белых лент за окном.
Я жестко устала, и я долбаный инвалид физических, умственных и моральных переработок.
Нет сил быть ему опорой. Не хочется поддерживать его.
Да и не нуждается он в моральной поддержке… Не из таких он, что терпят и страдают молча, щадят других и ради этого скрывают что-то, не договаривают. По крайней мере, со мной он не такой. Наоборот: ему надо — он делает. Вот понадобилась ему моя поддержка в делах, он меня и внедрил. Партнер, ага… Да разве у таких, как он, бывают партнеры?..