— Как ты?
— Нормально.
— С сестренкой? — явно подкалывает она.
— Это Катарина, — качает он головой. — Знакомься.
Спасибо, что засветил. Еще бы фамилию сообщил и номер телефона.
— Привет, — приятно улыбается мне Оливия.
Я стараюсь улыбнуться ей по возможности так же и подавляю в себе желание спросить, где у них тут туалет. Кроме того, отгоняю досаду на то, что только что, услышав, как она говорила с ним, подметила в ее тоне собственнические нотки.
Но мне не дают побеседовать с Оливией и получше рассмотреть интерьер тоже не дают. Возле стойки нас берет «под белы руки» некий громила и навигирует налево, за стойку — и «вглубь». Я разочарована вдвойне.
По смежному коридорчику громила заводит нас в офисный застенок «Вулворса» по соседству, в котором, окруженный еще двумя прихлебателями, нас встречает Резо.
Этот ублюдок специально все это устроил. Он не ожидал, что я и бровью не поведу, да что наоборот — чуть-чуть не начну возмущаться, что в этом застенке отстойно и требовать, чтобы меня вернули в пуфф, там в лаунже кресла вон какие мягкие, я ж видела, а тут… да тут даже стульев только два. Понятно, возмущаться я не начинаю и требовать ничего не требую, да и громила по знаку Резо приносит мне стул, на который сажусь и застываю в состоянии, похожем на каталептический ступор.
Это состояние, однако, помогает мне немного попривыкнуть и, спокойнехонько раскинув ноут, устроиться за ним с самым что ни на есть невозмутимым видом, а это значит: не дергаться, не смущаться, не хихикать, не кусать губы, не запинаться, не встревать и не болтать без приглашения, словом, вести себя почти так же непринужденно, как давеча в Нойштрелице. И почти не думать о том, что… да блин… видела бы меня сейчас моя мама… а папа… а Эрни…
А вот для присутствующих мужчин, кажется, и место, и обстановка самые что ни на есть обыденные и ведут они себя тоже, как им подобает — Резо начинает трагически рубиться за каждый цент и каждый лишний день сроков, а Рик спокойно с ним торгуется, выруливает на мою идею о страховке, пару раз подключает меня «подтвердить» и «разъяснить» насчет бюрократических деталей. В итоге он договаривается, а я синхронизирую документ.
Кажется, не только ему была важна эта сделка — Резо, хоть крови попил, явно доволен, что договорились. Теперь он объявляет тоном, не терпящим возражений:
— Ну, пошли сбрызнем.
Одного из мужиков посылают к беспроводному принтеру — пасти отправленную мной туда распечатку. Нас эскортируют «по коридорчику» обратно, где… о-о-о… кажется, теперь открылось все. И все вот-вот заработают. И откуда так быстро понабежали. И так много их. Да не могли мы там так долго сидеть, едрена медь…
Кресла тут и правда мягкие, упорно твержу себе, стараясь не пялиться на девочек и не обращать внимания, если кое-кто из них пялится на меня любопытно, злобно или насмешливо. Вместо этого пялюсь на сиреневый, под стать креслам, бархат барной стойки, такой, е-мое, сиреневый, что об него глаза сломать можно. Надеюсь, никто из них не думает, что я пришла устраиваться на работу.
Где там, думаю, этот козел с бумажками, от руки их, что ли, пишет. У меня тут сейчас куриная слепота начнется, если никто из этих баб мне раньше по башке не надает. А эти гады, что собрались тут вокруг меня, только посмеются надо мной. Вот где впору стать мужененавистницей. Хотя кажется, «этим бабам» тут вообще шаг влево — шаг вправо лишний делать нельзя, тем паче — еще какие-либо несанкционированные движения. Не они тут рулят.
Да и что это я — меня никто насильно сюда не тащил. Вот тебе: спуталась — терпи… Чем больше будешь позволять, тем больше терпеть придется. И снова думаю о своей маме и о том, что ее дочь — да уж, докатилась: подписывает бумажки в борделе…
Люблю телепатию особенно, когда она доказывает, что она есть.
Тот мужик как раз несет распечатку обговоренного документа мне на подпись, когда у меня беззвучно звонит телефон.
МЛ
Этот специфический ник сейчас оказывается довольно конспиративным, и я этому рада.
Мам, я перезвоню, — обещаю, — через полчасика.
А где ты сейчас?.. А я в борделе… Работаю. Блин.
Сама у себя спрашиваю — сама себе отвечаю. Дают о себе знать затолканные внутрь нервишки. При этом — «конструктивизм, конструктивизм, давай, зря, что ли, все это было» — стиснув зубы, подписываю хренов договор, быстренько пробежав глазами распечатку.