— Быстро я тебе долг вернул, да? — тихо вымолвил он и я перестала барахтаться. Свет от его наручного фонаря бил в дощатый настил сцены. Я не видела лица Тамзина, да и не могла, но прекрасно ощущала его дыхание на своей шее, как и аромат его духов.
— Меня бы раздавило.
— Да, — согласился он. — Но я рядом. Со мной тебе нечего бояться.
От этих слов странное тепло разлилось по телу. Я прикрыла глаза и ощутила себя в полной безопасности. И вместе с этим, возможно, обманчивым ощущением, ко мне пришла какая-то непонятная уверенность что я уже долгое время связана с этим человеком странными интимными узами.
Как давно у меня не было подобных объятий?
— Ну да, бояться нужно только тебя.
«И своих желаний», — мысленно добавила я
— Прибереги эту мысль, — не объяснив, какую мысль имея в виду, Тамзин зарылся носом в мои волосы. Похоже его мало волновало сколько дряни могло в них путаться во время взрыва. — По возвращению обязательно обсудим.
И он отстранился от меня. Я почему-то даже расстроилась, что он отошел так поспешно.
— Пойдем, — Тамзин посветил фонариком куда-то в темноту — в сторону, где раньше стояла ширма. — Нужно освободить беднягу. Он за сегодня и так настрадался.
Мы нашли второго мага на противоположном конце сцены. Удивительно, как его не размазало под весом этой штуки, к которой его приковали. Чистое везенье! Отлетев, железная плита вонзилась в сцену ребром, пробив деревянный настил, и несчастный раненый Тамзин, алый от крови, безвольно свисал с нее. Голова болталась. Часть ребер торчала наружу. Если бы не настоящий Тамзин в сером фраке рядом со мной, я бы решила, что этот — уже мертв.
— Выживет, — заявил маг, зачем-то прощупав пульс на шее, и начал отвязывать пленнику руку.
«Отвязывать» — не совсем подходящее слово. Тамзин из прошлого оказался закован всеми возможными способами, как будто его иссушенное тело обладало неведанной мощью олимпийского силача. Его приковали и кожаными браслетами, и железными скобами и еще какой-то позолоченной нитью, которая вряд ли могла удержать взрослого мужчину.
— Проводник. — Тамзин указал на нить. — К камню.
— Так что это вообще было? Какой-то ритуал? — Я присела рядом и начала помогать. Вспомнила вдруг, что у меня за спиной все еще висит рюкзачок: достала оттуда фонарь и положила его рядом на пол, чтобы видеть, что делаю. И вляпалась ногой во что-то липкое…
— Отчасти. — Тамзин высвободил одну из рук пленника. Взялся за вторую. — Кто-то напел Эллен что по поверьям в свой день рождения человек больше всего уязвим. Вот она и решила меня пришить в этот день. Причем, не просто убить, а выкачать из меня всю силу без остатка, как из дойной коровы.
— При помощи камня?
— Да.
— А к чему тогда вечеринка?
— Для отвода глаз. — Тамзин говорил, не отвлекаясь от дела. — А еще, наверное, после моей кончины она собиралась полакомиться гостями. Или испытать на них свои новые способности. Не знаю, и знать не хочу.
Мы закончили отвязывать пленника и аккуратно положили его на пол. Странно, но он почти ничего не весил; был легким, как пушинка. Хотя, если подумать, сколько могут весить кости, обтянутые кожей?
— Выглядишь хреново, — заметила я, подсвечивая раненого Тамзина светом фонаря. Как бы я не старалась, взгляд все равно цеплялся за неестественно торчащие наружу кости ребер. — Может, ему как-то помочь?
— Нет. Он должен сам. Мне никто не помогал.
— Откуда ты знаешь?
Тамзин недовольно закусил губу и посветил на меня наручным фонариком.
— Что это, Имриш? — Луч от его фонаря спустился мне на ногу.
— Ничего. — Я постаралась прикрыть царапину порванной юбкой, но тщетно. Тамзин уже все увидел и его явно это не обрадовало.
— Когда ты это успела? — В его светлых глазах я различила видное раздражение. — И молчит еще! — Он отошел от раненого себя и приблизился ко мне. — Я же тебе рассказывал историю о Берг. Если что-то болит — не молчи.
— Так царапина и не болит. Честно.
Тамзин присел возле меня на корточки и смерил взглядом, как умалишенную.
— Серьезно? Показывай.
— У меня с собой есть бинты. В рюкзаке. Я сама справлюсь.
— Показывай, — повторил он более жестким тоном.
Пришлось послушаться и задрать юбку. И… О, лучше бы он никуда не светил! От неприятного зрелища желудок чуть не вывернуло на изнанку: всю мою ногу уже залило кровью. Проползая под завалами, я наградила себя не царапиной, как показалось сначала, а настоящей рваной раной. Удивительно, как в сапоге еще не хлюпало.
Тамзин выругался на непонятном мне языке, с недовольством отчеканив слово похожее на «флюх», и аккуратно приложил к краю раны большой палец. Руки — горячие и нежные. От таких прикосновений, пробуждающих чувственность, мое лицо наверняка залилось краской.
— Я же уже говорил: сделаю для тебя все. — произнес он почти шепотом.
Если верить тому, что видели глаза, то рана под его продвигающемся вверх пальцем мгновенно заживала, покрываясь коркой. За подобный способ заживления ран при помощи силы мысли любая больница мира заплатила бы миллионы.
Когда Тамзин почти закончил с раной, я решила спросить, что делать дальше с освобожденным пленником и куда его девать, но быстро прикусила язык, ощутив что-то неладное. Там, в темноте зрительского зала что-то зашевелилось. Сначала этот шорох, донёсшийся издалека, показался мне игрой воспаленного воображения. Он был слишком легким, почти неуловимым для ушей. Но затем он повторился снова. И снова. Как будто… Кто-то, шаркая, приближался к нам.
— Тамзин…
— Я слышу.
И фонарь в его наручных часах, неисправно замигав, погас, оставив нас во мраке. Казалось, мы вечность стояли в темноте, прислушиваясь к шорохам, но затем где-то вдалеке заблестели две горящие точки. Ярко желтые. Как золотые монеты, на которые падает солнечный свет. От одного взгляда на них мне стало дурно, и я схватила Тамзина за костлявую руку. Сказал бы мне кто вчера, что я буду прятаться за его спиной, я бы не поверила и сочла сказавшего мне это человека полнейшим идиотом.
Шорохи продолжались. Они надвигались, становились все громче. Создалось ощущение, словно нас со всех сторон окружали невидимые враги, сокрытые темнотой.
— Этого не может быть. — выдохнул Тамзин. — Невозможно.
От предчувствия надвигающегося ужаса захолодело в желудке, и я задрожала. Да где это видано, чтобы такой человек, как Тамзин, творящий «големов» из пустоты, признавал что-то невозможным?!
Горящие точки неумолимо приближались, внушая всепоглощающий страх.
— Имриш, — едва слышно проговорил маг, когда я передала ему свой фонарь. — Я включу свет и дальше придется действовать быстро. Будь готова.
Вспыхнул свет, и я судорожно всхлипнула, задавив в горле крик. Как и подгадывало воображение, рисующее силуэты в темноте: люди, которых раскидало с мест после взрыва, поднимались на ноги. Не многие, но почти все. Бледные, с перекошенными лицами и мутными высохшими глазами. Кто-то — со сломанными конечностями, неестественно вывихнутыми шеями и выбитыми челюстями. Вероятно, все эти люди были мертвы, когда мы пришли. Но моим вниманием завладели не они, а другая, более жуткая фигура.
Странная светловолосая женщина со светящимися глазами стояла прямо перед заваленной обломками сценой и внимательно смотрела на нас с Тамзином. Черные джинсы, красная клетчатая рубашка. На ее лице застыло не двойственное выражение, сотканное из ненависти, обиды и презрения, присущее женщине, только что застукавшей своего мужчину с любовницей.
— Я очень разочарована, Имриш. — Произнесла она, гневно пожирая меня глазами. Голос чужой, но интонация та же.
— Твою мать! — в ужасе воскликнула я, отшатнувшись назад. Хотя правильнее было бы сказать: «мою».
Мир перевернулся с ног на голову, засасывая меня в пучину отчаянья. Конечно, все не могло закончиться так, как закончилось. Это было бы слишком просто и уж слишком хорошо.