— Они ничего не помнят.
— Вот как… А что помните вы?
— Ничего. — Судя по раскрасневшимся щекам, Честер начинал злиться. — Сначала мы с коллегами изучали дело «Вестника», а затем меня нашли на полу в допросной комнате.
Тамзин в сомнении заломил бровь:
— Может, вы что-то решили бурно отметить?
Его издевка окончательно раздавила терпение Честера, и он раскраснелся, как рак, брошенный в кипяток. Еще немного, и он начнет брызгать слюной от недовольства. Отвратительное зрелище.
— Не играйте со мной в игры, мистер Кейр. Все уже решено за вас. — Его голос стал грубее, исказившись от гнева. — Слишком уж много совпадений. Вы как-то к этому всему причастны, и я выясню, как. И к происшествию в участке, и к бойне в «Вестнике», и к другим не менее серьезным делам, включая давнее ограбление банка.
Тамзин поджал губы, сощурил бледные и влажные глаза.
— Но у вас же ничего нет! — не выдержала я. Сама не заметила, как дала волю эмоциям, но было уже поздно. — Вы основываетесь на домыслах и догадках! Это неправильно.
— Я основываюсь на интуиции, девочка. И она говорит мне, что место этого человека за решеткой.
Честер поднялся со стула, и бляшка на его ремне ярко сверкнула в солнечном свете. Этот отсверк поразил меня, как удар молнии.
— Вы отправитесь со мной в участок. Оба. Немедленно. Либо добровольно, либо мне придется применить силу.
У Тамзина заметно дрогнуло веко, после чего его взгляд сделался непроницаемым и холодным, как у дохлой рыбы.
— Да, хорошо. Мы пойдем с вами, шеф. Добровольно. Но! — Тамзин выдержал паузу, глядя на полицейского снизу вверх. — Сначала ответьте мне на один вопрос.
— Только один, — нетерпеливо хмыкнул шеф.
— Мистер Честер, вы ранее были знакомы с Морисом Каллемом, отцом Имриш?
У меня замерло сердце, а шеф радостно улыбнулся, как будто ожидал какого-то другого более сложного вопроса.
— У нас не такой большой город, мистер Кейр. Все друг друга знают.
— Да, но… — Тамзин тяжело поднялся с кресла. Даже в виде старика он возвышался над шефом, подобно столетнему дубу. Я почувствовала исходящую от него угрозу. — Не настолько же тесно, чтобы травить человека и потом насиловать его малолетнюю дочь? Или это считается нормальным для вашего захолустья?
У меня как кость поперек горла встала. Я закашлялась.
— Имриш, — Губы мага, медленно двигаясь, произнесли мое имя. — Я вижу это в его памяти. Расплывшиеся фрагменты воспоминаний, утопленные в наркотическом мороке. Видел и тогда, когда впервые пришел к тебе. Много лет назад.
— Что вы несете?! — взревел Честер, и что-то невидимое мгновенно ударило его в живот, усадив обратно на стул — тот покачнулся на ножках и чуть не упал.
— Имриш, он один из них. Ты помнишь его? — Тамзин не сводил с меня глаз. — Самое «замечательное», что он уже тогда служил полиции. Поэтому не было никакого дела. Он все замял. За то, что они сделали с тобой, их никто не наказал. А твоего отца этот урод угрозами заставил молчать. Он обещал убить “соплячку”, если тот проболтается. Угрожал убить тебя.
Честер нервно дергался на стуле, как будто его на месте удерживали невидимые путы, но, услышав последнюю фразу мага, он вдруг обмяк. Краснота его щек сменилась мертвецкой бледностью.
— Это ты. — Он поднял взгляд на мага, в нем застыл неописуемый ужас.
— Узнал, наконец? Хорошо. Так будет проще.
— Но это невозможно! — вдруг возмутился Честер. — Тот старик наверняка давно умер! Он был еще более дряхлым, чем ты!
— Время обходит меня стороной, Честер. Я жил задолго до твоего рождения и проживу еще столько же, когда ты умрешь.
Последнее слово прозвучало угрозой, в которую не сложно было поверить, и Честер оцепенел от страха. Повисла тишина. Я подняла взгляд на Тамзина и взглянула на него в совершенно новом свете.
— Я помню тебя, — заявила я со всей уверенностью, вырисовывая в памяти очертания жуткого старика. Золотые часы в руках, лицо в темноте. Первый человек, увиденный после всепоглощающей пустоты, которой маг заменил мои дурные воспоминания. — И вас помню, — сказала я Честеру.
Действительно, помню. Если отсверк от ремня был для меня молнией, то внезапное осознание стало оглушительным громом. Вот же оно — то лицо в дверях на чердаке, сокрытое тенями. Та же блестящая бляшка на штанах спустя десятилетия.
— Вашу мать…
И вот, все встало на места. Картина сложилась воедино. Она оживила воспоминания того дня, когда Тамзин впервые вылечил мне голову, объясняла мое ранее неосознанное отвращение к Честеру, а также то, почему отец много лет назад внезапно уволился из полиции, поставил на своей карьере крест и нашел дурацкую работу по продажи недвижимости, никак не связанную с законом и порядком.
Почему? Потому что, видимо, во всем разочаровался: и в справедливости, и в правде.
— Да как вы смеете! — Вдруг завопил Честер, продолжив биться с невидимыми оковами. Но в его тоне было больше испуга, чем властности.
— Может, вы хотите что-то сказать той маленькой девочке, Честер? Пока у вас еще есть язык.
Угроза про язык сработала — Тамзин умел убеждать. Полицейский тут же отвлекся от борьбы с путами и оторопело посмотрел на меня, будто мы с ним впервые встретились. На лбу у него появились две напряженные морщинки.
— Имриш, прости меня. Нас… Мы не думали, что до этого дойдет.
В голосе Честера слышался страх, но никак не раскаяние. Он очень быстро сдался, решив извинениями признать свою вину.
— Да ну? А вы вообще думали? — По идее после его слов я должна была ощутить ярость или горькую обиду, но вместо нее мною овладело ледяное спокойствие. Спокойствие палача, который знает, что приговоренный мученик никуда не денется от разящего топора.
Тамзин, выжидая, сложил костлявые руки на груди.
— Вас хоть мучила совесть, Честер? — спросила я. Я чувствовала, как этот вопрос формировался на губах. Я знала, что нет, и мне хотелось услышать, не солжёт ли Честер.
— Конечно! Конечно мучила! — отчаянно лгал вскрикнул полицейский.
Лжет, как дышит. Он был одним из подлых и ничтожных людей, которые будут говорить все, что угодно, лишь бы спастись. Могут начать унижаться, обещать и плакать. Но стоит к такому человеку повернуться спиной, как он тут же попытается тебя ударить.
И это, мать его, шеф нашей полиции! Не сложно было представить, какими окольными путями ему удалось заполучить свой пост. Наверняка при помощи шантажа и обмана.
Я кисло посмотрела на Тамзина, он на меня.
— Давайте так поступим, — пробормотал Честер, смиренно опустив голову. Его затрясло так, как будто кто-то налил ему ледяной воды за шиворот. — Вы отпускаете меня, и я увожу людей отсюда. Оставляю вас и ваш гребанный балаган в покое, и больше к вам на пушечный выстрел не подхожу.
Эта сделка показалась мне приемлемой, при условии, конечно, что Честер снова не солжет, но Тамзин лишь недовольно цокнул языком.
— О, нет. Так не пойдет. Вы сейчас не в том положении, чтобы устанавливать правила. Да и к тому же, мне было бы спокойнее, если бы вас не стало. Имриш, — позвал меня старый маг, — если желаешь, можешь прирезать Честера сама. Но я бы не хотел, чтобы ты пачкала руки, так что позволь мне сделать все самому. Я просто его съем.
Честер испустил тихий мученический стон, услышав это.
— Ты с ума сошел?
Я не поняла, что Тамзин имеет в виду под словом «съем», но это не помешало мне подползти к краю кровати и мельком взглянуть в окно: возле трейлера уже собрался десяток полицейских и некоторые из них казались обеспокоенными. Артисты «Берг и Кейр», включая Томаса, тоже собирались на стоянке. Я опять вспомнила, что Томми при оружии, и испугалась того, чего еще не случилось.
— Знаешь, что произойдет, если ты прикончишь шефа? — Я задернула шторку на окне. — Нас нашпигуют свинцом и будут правы! А затем твои верные друзья попытаются отыграться и прольется море крови!
— Ничего не случиться, если я сожру его оставшееся время. — Холодно процедил Тамзин, похлопав испуганного Честера по плечу. Тот дернулся, будто его ужалила оса. — Потому что у меня будут силы, чтобы всего этого избежать.