Но сегодня с Максом творилось что-то неладное. Кипя от ярости, он пулей промчался через весь зал; полы плаща развевались за его плечами, словно крылья летучей мыши. А направлялся молодой Саверо прямиком к родительскому столику.
Конни подалась в том же направлении, еле удерживая на одной руке поднос с напитками. Если поторопиться, ей, может быть, повезет и молодой красавец ее заметит?
Отец Макса встал и поздоровался с сыном. Во взгляде матери, что еще мгновение назад лучился гордостью, промелькнул страх. Что происходит? Макс возмущенно доказывал что-то родителям.
А затем вытащил пистолет.
Ох, нет, боже мой, нет!
Поднос выпал из рук Конни; осколки стекла со звоном разлетелись по полу. Девушка бежала к угловому столику, к альковному столику, к такому далекому столику... казалось, что до него еще много миль.
– Нет, Макс! Не надо...
Два выстрела прозвучали почти одновременно.
Конни не сводила с Макса глаз. Молодой человек резко развернулся и ринулся к выходу. Официантка преградила ему путь.
– Что вы наделали?! Боже мой, что вы наделали!
Они стояли лицом к лицу. Конни заглянула в льдисто-голубые глаза и увидела там пустоту. Ни искры света, ни проблеска чувства. Душа этого человека была мертва.
Макс оттолкнул ее и выбежал из ресторана. Даже не глядя в сторону углового столика, Конни знала: Джованни и Софи Саверо мертвы. Погибли от руки собственного сына.
Подвижная, загорелая Конни Грант и раньше избытком веса похвастаться не могла, а теперь и вовсе исхудала. Впрочем, произошли и другие перемены. Куда исчезли платиново-белые локоны? Черные как смоль, небрежно подстриженные пряди обрамляли озорное мальчишеское личико. Умеренный макияж оттенял огромные синие глаза и подчеркивал линию губ, шаловливо изогнутых, словно девушка вот-вот рассмеется. Вместо обтягивающего свитера на Конни был модный брючный костюмчик, необыкновенно ее красивший.
– Какого черта ты здесь делаешь? – возмутился Роббинс.
– В Сан-Франциско мне славно живется, ничего не могу сказать. Меня туда заслали по условиям программы. Но тут до меня дошел слух о смерти Майкла Джордана, и я помчалась прямиком сюда. Как вы только могли арестовать Стива Клуни? – Пухлые губки скептически изогнулись. – Ну, даете! Вы, братцы, к делу подошли не с той стороны. Все у вас не так!
– Стало быть, ты вернулась, чтобы учить меня юриспруденции? – сухо осведомился Роббинс.
Он нисколько не удивился. Конни Грант – это же воплощенное упрямство! В качестве свидетельницы Конни могла всю душу вымотать. Эта особа патологически не способна ограничиться простыми «да» или «нет». Цепляется за каждое слово. Термин «уклоняться от темы» в отношении ее показаний приобрел новый смысл. Такой непредсказуемой, нахальной, своевольной свидетельницы прокурор в жизни своей еще не встречал... Но, как ни странно, сейчас он ей даже обрадовался.
– Послушай, Роббинс. Я как раз говорила мисс Нильсен, что могла бы помочь вам в этом деле. Я хорошо знала и Майкла и Стива. Вы арестовали ни в чем не повинного человека. Стив Клуни – кроткий, добрый парень, и умница, каких мало! Кроме того, он и Майкл были друзьями.
– Случается, и друзья ссорятся, – заметил Роббинс.
– Иногда, – согласилась Конни, – но дружеская перебранка редко заканчивается тем, что так подозрительно смахивает на убийство с целью устрашения. Как если бы орудовала целая банда.
Разве что преступник – «умница, каких мало», подумал Ник.
– А термин «убийство на почве ревности» тебе что-нибудь говорит?
– Ревность? – Девушка встряхнула кудрями. – Если ты имеешь в виду, что Майкл и Стив были любовниками, то ты ошибаешься, солнышко! И я скажу тебе почему.
– Не сомневаюсь, что скажешь. Пойдем-ка ко мне в кабинет и обсудим твою версию.
– Вот еще! – Конни привычно вздернула подбородок. – Насколько я понимаю, дело по убийству Майкла Джордана ведет мисс Нильсен. Это с ней мне нужно перемолвиться словечком. А не с тобой!
– Да, верно. Но сейчас мне нужно...
– Ты что, не доверяешь ей, Роббинс? – Конни повернулась к Аделине. – Что-то не ценит он вас!..
Прокурор Аделина Нильсен, очень толковый юрист, стремительно продвигающаяся по служебной лестнице, наклонила голову.
– Она права, Ник! Конни должна поговорить со мной.
– Отлично! Но сейчас мне нужно вернуть ее под защиту программы. Мои свидетели нужны мне живыми. Пока мы тут препираемся, судья Фултон обдумывает, с чего начать пересмотр дела Саверо.
– Черт! – Синие глаза Конни расширились. – Надо было мне забежать в Окружной уголовный суд и выложить этому судье все, что я о нем думаю.
Этого-то Роббинс и опасался. Меньше всего ему сейчас нужно, чтобы Констанс Грант радовала журналистов потоком сомнительных откровений. Его свидетели должны внушать безусловное доверие! И не должны подвергать себя опасности.
– Конни, твой координатор знает, что ты здесь?
– Спасибочки, координатор мне не нужен! Я вам не лошадь на скачках!
– Позволь тебе напомнить: когда ты согласилась участвовать в программе защиты свидетелей, ты приняла на себя определенные обязательства.
– Это верно! Поверь, я бесконечно благодарна за неоценимую помощь, оказанную мне в рамках этой программы.
Роббинс подозрительно воззрился на гостью. Она что, издевается? Большинство свидетелей стонут, что их оторвали от друзей, от семьи, от любимой работы, но Конни вроде бы на самом деле довольна.
Вслух этот вопрос задала Аделина Нильсон:
– Вам нравится положение «оберегаемого свидетеля»? Жизнь в чужом городе? Вдали от семьи?
– А у меня и нет семьи! Папаши я не знала, а мать умерла, когда мне было восемь. – Нет, Конни не жаловалась на судьбу, она просто констатировала факт. – Я вам вот что скажу, мисс Нильсен: благодаря программе я впервые в жизни почувствовала, что кому-то есть дело до меня и моей безопасности.
Потрясенная Аделина выдавила из себя улыбку.
– Вы неподражаемы, Констанс. Послушайте, почему бы вам не заглянуть сюда завтра утром в девять? Мы бы рассмотрели ваши показания по поводу убийства Майкла Джордана.
– Спасибо! – Конни энергично пожала ей руку. – Как думаете, ничего, если я ненадолго загляну в тюрьму к Стиву?
– Полегче на поворотах! – одернул девушку молодой прокурор. – Ты и шагу отсюда не сделаешь, пока я не распоряжусь насчет охраны. А теперь пошли, Конни.
Она вовсе не намеревалась смиренно соблюдать дистанцию. Конни шагала рядом с прокурором; так они прошествовали вдоль всего коридора к просторному кабинету в углу здания.
Девушка радовалась, что одержала эту небольшую победу над Аделиной Нильсен... и над Роббинсом. Их общение в прошлом, когда прокурор учил девушку давать показания на процессе Саверо, представляло собой непрерывную череду стычек и ссор. Тогда сила была на его стороне, и он мог задирать нос сколько угодно. Но на этот раз все сложится иначе!
Ник захлопнул за гостьей дверь и жестом указал на кожаное кресло напротив его огромного, заваленного бумагами стола.
– Присядь, Конни.
– Не хочу!
Он просиял неотразимой улыбкой, перед которой устоять невозможно, лучше и не пробовать. Как правило, Ник Роббинс производил впечатление человека серьезного, поглощенного проблемами глобальной важности. Но когда он улыбался, лицо словно озарялось светом. Темные глаза озорно заискрились.
– А ты совсем не изменилась, Конни. Хоть внешне выглядишь по-другому, но такая же упрямая, как сорняк на клумбе с тюльпанами.
– С чего ты взял?
– Я пригласил тебя сесть. – Молодой человек указал на кресло. – Ты сказала, что постоишь. Предложи тебе кофе, ты потребуешь лимонаду. Скажи тебе, что небо синее, и ты примешься уверять, что оно оранжевое в цветочек.