— Зачем ты говоришь глупости, мой хороший? Мы уже все обсудили. Ты будешь в безопасности со мной, пока сам не получишь крылья.
— Какие?
Тошайо почувствовал, что его спины касается ветер, и обернулся. Пара черных крыльев создавала вокруг него подобие кокона. Полупрозрачные, призрачные, они были видны только Тошайо, но он знал, что это не иллюзия — просто часть сущности, которая находится в другом мире.
— Ты запутался, мой хороший, — прошептал Хикэру. — Тебя обманывали, водили за нос, но я не буду этого делать. Со мной ты в безопасности.
— Все это время ты лгал мне, — ответил Тошайо, пытаясь запомнить прикосновение крыльев во всех деталях. На самом деле, он не хотел спорить, просто отвечал на чужую реплику.
— Мне нужно было убедиться, что ты справишься, — сказал Хикэру.
— С паучихой? Я сделал это позавчера.
— Нет. С тем, что тебя обманывали. С тем, что в мире нет чистого зла, с которым тебе нужно бороться. Теперь я вижу, что ты умеешь признавать ошибки. Только так можно выжить, правда? — Хикэру запустил пальцы в его волосы, притянул к себе и прошептал в губы: — Создателю все равно, чистые мы или грязные, грешники или праведники, бедные или богатые. Он выше всего этого, и чтобы служить ему, необязательно пресмыкаться перед стариками и выполнять то, что они считают правильным.
У Тошайо не было слов, подходящих случаю, поэтому он молчал, обещая себе, что еще вернется к этому разговору. Ему было слишком хорошо, он слишком не хотел выходить из кабинета и возвращаться в реальный мир.
— Мне не нужно, чтобы ты соблюдал кучу глупых правил, я просто хочу сохранить твою жизнь и душу, мой хороший.
— Чтобы продать ее, — вспомнил Тошайо, чувствуя горячие пальцы на висках и затылке. От Хикэру пахло костром, фейерверками и сандалом.
— Он сохранит ее лучше, чем ты можешь себе представить, — улыбнулся Хикэру. — Он дает нам возможность стать частью Первого Племени, понимаешь? Стать выше жалких людей, которые пришли вторыми и всегда будут последними.
— Душа дарована Создателем, — возразил Тошайо.
— Весь мир, оба мира дарованы Создателем всем нам. Несущий Свет позволяет заглянуть туда, куда мы не сможем попасть без его помощи. Он любит нас, и ему не нужны тысячи жертв, как тебе рассказывали в твоем храме. Я покажу тебе его, ты увидишь все сам, мой хороший. Не сейчас, после. Сначала нам нужно убедиться, что твоя душа свободна от другого договора. Пора одеваться, сидеть здесь бессмысленно, мы можем доехать до моей квартиры неподалеку. Там никто не помешает.
Тошайо искал повод отказаться, но не для того, чтобы действительно отказаться, а чтобы оправдать себя перед собой же. Когда у него ничего не вышло и аргументов не нашлось, он испытал облегчение.
Они оделись, Хикэру вышел из кабинета первым. Тошайо успел получше разглядеть бардак, который остался после них: сваленный на пол чашки с едой, перепачканный в масле стол. Вместо тревоги за порчу имущества он почувствовал удовлетворение. Они поймут. О, да, они поймут, что произошло. И будут смотреть. Обсуждать. Перешептываться. Он догнал Хикэру, поймал взгляд официанта и с удовлетворением отметил, что тот уже все понял.
— Еду привезут — об этом не беспокойся, — сказал Хикэру.
— О, вот об этом я совсем не беспокоился, — ответил Тошайо.
Пока они шли к машине, у него было достаточно времени, чтобы услышать собственные слова и осознать их. Он доверял демону настолько, что собирался съесть все, что тот предложит. Настолько, что готов был трахаться с ним. Настолько, что после услышанного о семье Императора не попытался немедленно атаковать его, собирался продолжить сотрудничество, выполнить сделку.
— Скажи, ты ожидал, что уложишь меня за пару дней? Насколько я жалок, на твой взгляд? — спросил Тошайо в машине.
— Неужели ты думаешь, я сейчас на том этапе, когда могу получить свое только с помощью секса? — ответил вопросом Хикэру. — Ты оказался куда интересней, чем я рассчитывал. Экзорцист, который рассказывает о каппа, живущих в канализации. Способный пощадить паучиху-убийцу. Разве не чудесно?
В квартире Хикэру в центральном районе, куда привез их Йоширо, все осталось таким, как запомнил Тошайо. Из-за того, что она была похожа на новую квартиру самого Тошайо, ему казалось, что он хорошо ориентируется здесь. Поэтому первым делом он отправился в душ, где быстро смыл масло и сперму, и только потом вспомнил, что в апартаментах нет подходящей одежды.
Он уже собрался надеть грязное, когда дверь открылась и Хикэру бросил ему новые брюки и рубашку.
— Пойдем, — сказал демон. — Нам нужно обсудить много деталей.
До глубокой ночи они сидели над папками с досье семи Безупречных. Тошайо часто смотрел на фотографии, где семь прилично одетых, уверенно глядящих в кадр людей должны были лишиться душ. Он убеждал себя, что сделка с Хикэру имеет важный смысл для ордена экзорцистов. Что госпожа Рей находится сейчас в одном из этих тел, без возможности вырваться из него. Что отец и мать, Чи, шесть старших братьев окажутся в безопасности, как только Тошайо освободит из тела последнюю душу. Что Императору не пристало обращаться за помощью к ордену экзорцистов таким унизительным способом. Что проклятье ордена, по всей видимости, было причиной, по которой госпожа Рей не смогла заставить их сплотиться и получить высший ранг.
— Она видела вещие сны, но мы думали, что все это ее выдумки, — сказал Тошайо вслух далеко за полночь. Когда слова вырвались из его рта, вернуть их он уже не мог, и только услышав реплику понял, что выдал врагу важную информацию.
— Наверняка, она умерла не просто так, — ответил Хикэру. — Возможно, это связано с Безупречными. Возможно, с тобой. Выяснить это сейчас нет никакой возможности — ее душа привязана к новому телу, и она не будет разговаривать с тобой, даже будь ты экзорцистом самого наивысшего ранга.
— Возможно, она хотела, чтобы я не знал о своем ранге до последнего момента, — сказал Тошайо. Скрывать мысли больше не было нужды — Хикэру и без его жалких попыток понять истину разбирался в ситуации.
— Хотела сохранить тебе жизнь и здоровье? — демон задумался, болтая в руке бокал со льдом и напитком. — Да, она могла сделать все это нарочно.
— Она знала, что я встречу тебя, знала, что орден находится в опасности, как и Его Божественное Величество, и она решила стать одной из Безупречных…
— Ты можешь переоценивать ее силы, — заметил Хикэру, допил напиток и поставил стакан на стол. — Уже поздно, пойдем в постель.
— Пойдем? — Тошайо отложил папку с цифрой «7» на диван и посмотрел на демона. Пара рогов, бледная кожа, крылья и алые глаза проступили из потустороннего мира в мир реальный — Хикэру даже не думал прятаться в его присутствии.
— Думаешь, есть большая разница, сколько раз мы будем вместе?
— Я обещал, что буду хранить целибат, — ответил Тошайо. — Мне придется долго читать молитвы, сделать большое подношение в храме, а может даже в нескольких храмах. Я дам новое обещание, и если Создатель ответит мне, буду считать, что грех искуплен. До тех пор, пока…
— Скучно, — Хикэру махнул рукой и пошел в сторону коридора, ведущего в спальни. — Надоест — приходи, еще не хватало убеждать тебя переспать со мной.
Оставшись в одиночестве, Тошайо понял, что ожидал перепалку, которая поможет заключить еще одну сделку с совестью. Он перечислил бы много аргументов, и он знал, что ни один из них не будет для демона по-настоящему важной причиной, так что в конце концов они окажутся в постели. Не в каком-то кабинете ресторана, где в их распоряжении деревянная доска да пара подушек.
— Дьявол, — сказал он, не пытаясь вспомнить, который раз за день произносит это.
Из-за произнесенного вслух проклятья и одиночества мысли Тошайо понеслись к основам религии, которой он посвятил всю свою жизнь. Разумеется, запрещено было произносить вслух само слово «дьявол», но экзорцисты делали это постоянно. Многие не соблюдали целибат — даже во время обучения самые хитрые и наглые ухитрялись выпрыгивать ночью из окон и находить своих верных спутников и спутниц или ветреных девиц в подворотнях. Девушки проявляли в этом куда больше изобретательности, в то время как парни просто ныряли в темноту Метрополиса, ломая ноги, руки, а в особенно неудачных случаях — ударялись головой или спиной. Госпожа Рей давала им понять, что такое поведение не доведет до добра. Она сама никогда не приводила в дом мужчин или женщин, которых можно было бы назвать ее любовниками. За чопорностью и сдержанностью могло гореть по-настоящему пылкое сердце, но она не давала ему воли и приучала учеников поступать так же.