Они нарушали много предписаний ордена, очень часто пили, курили — даже сама госпожа Рей, хотя любой вред священному телу, сосуду души, порицался в текстах священных табличек. По большому счету, достаточно было спасать людей, истреблять монстров и делать это во славу Создателя, а не именем чуждых божеств, чтобы оставаться на хорошем счету в ордене. Госпожа Рей была серьезна в отношении обрядов и молитв, но в быту позволяла поблажки. Наказанием за спиртное или курение были дополнительные молитвы перед сном. Побег в бордель карался длительным искуплением в тесной комнате, где весь пол был завален копиями священных текстов.
Тошайо знал, что простые люди, не приобщенные к храмам Создателя, живущие мирской жизнью, не любопытные и не набожные по личным причинам вполне могли шутить о религии. Все это время Создатель молчал. Ни голод, ни чума, ни другие ужасы не атаковали Метрополис. Создатель позволял существовать в пределах городских стен нежити и нечисти — только экзорцисты вмешивались в их жизнь, восстанавливая гармонию.
Создатель молчал. Тошайо подошел к панорамному окну, держа в руках виски с подтаявшим льдом. Огни высоток и обычных домов внизу постепенно гасли — люди отходили ко сну. Городской свет померк, а наверху зажглись звезды, которые Тошайо видел всего несколько раз в жизни. Для этого с другими учениками госпожи Рей он забрался на недостроенный небоскреб, потратив полдня на подъем и почти столько же на спуск. Зато они увидели звезды. Тошайо знал, что там — на расстоянии непостижимых «световых лет» — находятся другие миры. Монахи утверждали, что их появление также дело рук Создателя. Еще всего несколько раз у Тошайо бывала возможность посмотреть на звездное небо. Сейчас он стоял, делая неторопливые глотки, и пытался хотя бы на минуту представить себе, каково это — создать миллиарды живых существ, поместить их на вертящуюся вокруг солнца планетку и не вмешиваться.
От боли и грусти защемило сердце. Он представил, что каждую минуту тысячи людей по всему земному шару умирали — кто-то от старости в кругу семьи, кто-то от ран и болезней в одиночестве. Представил, как сражаются за хорошие места божки Первого Племени — несчастные каппа, кицунэ, духи камней, деревьев, родину которых истребили люди.
Если смотреть на город вот так, что такое дьявол? Еще одна сущность, которой Создатель подарил жизнь. Всего лишь тот, кто имеет безраздельную власть над Первым Племенем. Если верить еретическим легендам, он защищал Первое Племя от людей, пришедших в мир, и поплатился за это забвением, лишился возможности появляться в человеческом мире.
— О чем думаешь? — Хикэру подло подкрался сзади. Тошайо обернулся, чтобы посмотреть, есть ли на нем одежда, но все было на месте: рубашка, брюки, пиджак.
— О городе, — ответил Тошайо.
— Люблю смотреть на него ночью, — прокомментировал Хикэру, подошел еще ближе, коснувшись своим телом спины Тошайо. — Немного одиноко, но мне нравится. Метрополис один из самых красивых городов.
— Я уже сказал, что не могу… — начал Тошайо, когда почувствовал, что пальцы Хикэру расстегивают его ширинку.
— Не можешь делить со мной постель — да, это было очень трогательно, — заметил Хикэру.
Брюки свободно упали на ковер, Хикэру запустил руку в трусы, нашел член, обхватил его и толкнул Тошайо вперед. От испуга тот выронил стакан и вцепился расставленными пальцами в стекло, которое отделяло его от долгих секунд падения вниз — к смерти.
— Можешь считать, что я тебя вынудил, — сказал демон, наклонившись ниже вместе с Тошайо. Его пальцы были по-прежнему горячими, а движения, которые он совершал, — уверенными. — Сексом это считать нельзя, надеюсь, твой бог простит тебе несколько секунд удовольствия. М? Как думаешь?
Тошайо прикусил губу, держался за стекло, хотя руки вспотели от страха и стыда и грозили вот-вот соскользнуть. Все силы уходили на концентрацию.
— Никогда не делал этого здесь сам, но выглядит двусмысленно, да? — Хикэру шептал на ухо, как тогда — во время подписания бумаг. — Как будто ты собрался трахнуть город, — он рассмеялся.
Сцепив зубы, Тошайо пытался представить самые мерзкие события своей жизни, чтобы не поддаваться, но это привело лишь к тому, что наслаждение стало острее из-за того, как долго он сопротивлялся.
— Мой хороший, в этом нет ничего дурного — просто один человек помогает другому, — шептал Хикэру, и смысл его слов терялся за ровным тембром, в котором Тошайо тонул. — Ведь ты не пытаешься разбить кому-то сердце, не берешь кого-то силой, ты просто делаешь то, что Создатель позволил тебе делать, когда создал человеком. Какой смысл сопротивляться?
Город плыл перед глазами Тошайо рваными кляксами света, которые поглощала темнота ночи и мутных пятен — спутников большого напряжения. Тошайо уже не мог понять, зачем сопротивляется: чтобы не допустить еще одного нарушения обета или чтобы наслаждение стало еще острее. Он чувствовал тепло чужого тела позади, горячие пальцы на члене, обжигающее дыхание на щеке и надеялся, что этот момент можно сохранить в памяти навсегда. Пока не произошло ничего плохого — да, умерли Акеми и Рей, но это было неизбежно с самого начала. Главное, что не произошло ничего непоправимого. Император жив, Хикэру убедил Тошайо заключить сделку, но все еще можно повернуться на пользу ордену. И этот момент — стоять над городом — так высоко, как не забираются, должно быть, даже члены императорской семьи, и позволить Хикэру касаться, говорить, целовать…
— Дьявол, — прошептал Тошайо, кончая. Хикэру оставил руку неподвижной на несколько секунд, потом ловко вытащил, развернулся и облизал пальцы. Улыбка на его лице была настолько пошлой, что Тошайо отступил и едва не потерял равновесие из-за брюк, которые сковывали его ноги.
— Мы не называем его так, — напомнил Хикэру и пошел к бару, где мог несколько минут выбирать напитки. Пользуясь ситуацией, Тошайо надел брюки и вытер вспотевшие ладони.
— Будешь джин? — спросил Хикэру, махнув в воздухе очередной бутылкой.
— Без разницы, — ответил Тошайо — его мучила совесть, и он подбирал себе подходящее наказание. Хуже всего было, что его могли увидеть. Шансов почти нет, но вдруг за Хикэру ведут слежку, тогда доброжелатели могут отправить снимки куда угодно. В филиалы ордена экзорцистов в других городах, в дом родителей… в школу Чи. Хикэру при мысли об этом было больно сразу в двух местах — горло жгло тошнотой, вызванной совестью и стыдом, пах — возбуждением, еще невозможным после недавнего, и поэтому далеким, как эхо.
— Тебе нужно выспаться, — Хикэру протянул бокал с половиной дольки лимона на краю. — Выпей, поможет.
Тошайо попытался забрать бокал грубо и безразлично, но представил себя со стороны — стало тошно от лицемерия. Он спокойно взял бокал, выпил пряную жидкость и пошел в душ. Одежда его больше не волновала. Какой смысл? Хикэру видел его голым, они трахались, так чего стыдиться? В итоге брошенная на пол одежда присоединилась к груде той, в которой Тошайо приехал из своей квартиры. Внутри в карманах были трубка госпожи Рей, письмо о повышении ранга, деньги, документы, но ему было все равно. Он быстро смысл с себя следы спермы, пот, потом умылся, обернулся полотенцем и вышел.
— Предложение все еще в силе, — сказал Хикэру, опираясь на стойку с бокалом в руке.
— Какое? — хмуро спросил Тошайо.
— Спать вдвоем гораздо приятнее, — он покрутил бокал в руке, допил джин, поставил бокал на стойку и пошел к коридору.
— Спать? — уточнил с сомнением Тошайо.
— Я ведь сказал, что тебе нужно выспаться. Пойдем, я не кусаюсь.