Тошайо отпустил руку и замер, глядя в искаженные гневом, расширившиеся глаза — ему казалось, что Хикэру может заплакать, но этого не произошло. Демон снова отвернулся, разглядывая проносящиеся мимо дорожные столбы и ограду.
— Я убью его для тебя, — прошептал Тошайо. — Я…
Его тело, душа, все его существо хотели сказать «согласен», но разум запечатал рот намертво. Он напомнил Тошайо, сколько раз они слышали ложь, сказанную Хикэро для своих целей. Напомнил погибшую госпожу Акеми и паучиху, которая поклялась бежать в лес и не трогать людей, но рассыпалась в прах на глазах у Тошайо. Напомнил госпожу Рей, погибшую во время встречи с демоном. Угрозы родителям и брату.
— Ни к чему, — ответил Хикэру. — Я прекрасно справлюсь сам. Меня интересуют Безупречные. Ты не должен попасть в эту ловушку. Ни ты, ни твой брат. Эта защита изжила себя — он прикрывается ими вместе с Его Божественным Величеством. Когда их не станет, когда ты освободишь их души, он станет уязвимым. Этого будет достаточно.
Тошайо хотел ответить: «Я достану его из-под земли, вырву его сердце и брошу на съеденье голодным кицунэ, чтобы даже память о нем исчезла из мира Первого Племени. Я поклянусь в верности Люциферу, подарю ему свою душу, и полученными крыльями закрою тебя от той боли, которую тебе причинили. Город, который ты обещаешь мне, я положу к твоим ногам, и мы вместе будем управлять им. Каждый день я буду делать тебя счастливым, и однажды — очень скоро — ты скажешь, что со мной тебе гораздо лучше».
— Хорошо, — сказал он вслух.
Машина остановилась возле небоскреба, где жил Хикэру, они вышли и пешком направились по улице, изображая прогулку, что было совсем несложно, учитывая, сколько еще людей, поодиночке, парами или небольшими компаниями ходили по улице безо всякой спешки. Дорога вела в самое сердце центрального района ко дворцу, который Тошайо видел во сне.
Первые минуты прошли в молчании, потом Хикэру приобнял Тошайо за талию и непринужденно спросил:
— Расскажи, чем ты занимался, когда попал к госпоже Рей?
— Хочешь узнать, чем живут экзорцисты? — спросил Тошайо, которому было неловко идти с кем-то подобным образом. Он поймал на себе парочку понимающих взглядов и смутился.
— Хочу узнать тебя, мой хороший, — ответил Хикэру, перехватив руку поудобнее — теперь она лежала под пиджаком на тонкой ткани рубашки и приятно грела спину.
— Молитвы, медитации, освобождение духовной энергии, — сказал Тошайо.
— Звучит скучно.
— На скуку не хватало времени. Чтобы выучить все нужные молитвы у многих уходило несколько лет, я управился за два. Каждый день почти все духовные силы утекали, каждый вечер хотелось спать несколько дней, но мы просыпались до зари, чтобы успеть прочесть первые молитвы до начала тренировки.
— Тебе нравилось?
— Мне нравилось ощущать сытость, спать в тепле и не выслушивать, какой я отвратительный нахлебник. Госпожа Рей была строгой, но она не била нас из-за пустяков, и мы все видели, что она верит в свое дело. Верит в нас.
— Ты понимаешь, что это была ложь?
Они проходили мимо небоскреба, возле которого собралась толпа фотографов, журналистов и блогеров-любителей. Щелкали вспышки, в центре толпы женщина в красивом платье давала интервью. Хикэру потянул Тошайо в сторону, и они ловко обошли затор.
— Она верила в нас, — ответил Тошайо.
— Она не сказала тебе о важной детали, мой хороший.
— Разве было бы лучше, если бы я считал, что обречен?
— Не знаю, вот только ты постоянно повторяешь мне говорить тебе правду.
— И ты все равно врешь.
— Потому что ты не хочешь знать правду, с которой непросто смириться.
— Например?
— Например, что орден экзорцистов превратил твой талант в подобие грубого тарана, которым ты можешь теперь выбивать застрявшие в чужих телах души. Что тебя напрасно лишали простых радостей: вкусной еды, хорошей выпивки, секса. Что ты можешь получить власть, о которой твой орден даже не мечтал уже несколько веков, всего за несколько мгновений.
— Мы скоро придем? — Тошайо сменил тему, не слишком заботясь, чтобы это звучало вежливо.
— Мы пришли, — Хикэру потянул его к себе, помогая развернуться в нужную сторону.
За рядом небоскребов, где находились самые дорогие гостиницы для иностранцев и богачей Империи, бутики, развлекательные центры и офисы корпораций, скрывался дворец Его Божественного Величества. Он упирался шпилем в небо, ряды висячих садов делали его похожим на причудливую гору посреди безликих стеклянных высоток вокруг. Места прекраснее во всем Метрополисе найти было невозможно.
— Первый раз видишь его? — спросил Хикэру.
— В реальности — да, — ответил Тошайо. Он тут же пожалел о сказанном, но уже не удивлялся, что с легкостью рассказывает о том, что собирался держать в секрете, когда демон задает вопросы.
— Любишь разглядывать фотографии?
— Да, иногда так и тянет, — Тошайо не скрывал сарказма в голосе.
— Мы пойдем внутрь.
— У меня же нет документов.
— Я был здесь уже много раз, меня считают приближенным к императорской семье. Просто держись рядом и восхищайся — они это обожают.
— Они?
— Охрана дворца.
После долгого обсуждения минувшим вечером Тошайо знал, что Безупречные охраняли дворец, сменяя друг друга дважды в день. Во дворце они были практически неуязвимы из-за магии, которая пропитала стены и теперь вселяла в Тошайо благоговейный страх.
Согласно легендам, которые императорский двор усердно поддерживал с помощью издания брошюр, книг, коллекционных гравюр и других предметов, подходящих для помещения под стекло в лучшей части дома, Его Божественное Величество был потомком Создателя. У Тошайо никогда не было вопросов к этой части своей веры, поскольку он знал, что за всю жизнь увидит Императора раз или два, да и то издали во время торжественного события. Политика никогда не интересовала его, он не представлял себе, как относятся к Императору в других странах, и честно выполнял свою работу.
Однако теперь, стоя перед колоссальным сооружением, на возведение которого ушли миллиарды — денег, строительных материалов, часов человеческого труда и, возможно, жизней — он невольно задавался вопросом, ради кого все это. Во сне Император был неясной фигурой — проникнуться его величием не получилось, слишком силен был страх. Здесь же, возле массивных мраморных ступеней белоснежного цвета Тошайо сомневался, нужно ли отдавать подобную красоту в руки одной семьи, которая уже несколько веков не покидала дворец и по слухам гордилась этим. Сомнения мучили Тошайо, поскольку касались веры, а он не привык сомневаться в ней — она была такой же важной частью его существования, как ежедневный сон и чистая вода.
Вдвоем с Хикэру они поднялись по двадцати одной ступени на ровную площадку, где несли почетный караул молодые монахи. Традиционные широкополые шляпы защищали их лица от солнца и дождя, а просторные балахоны — от ветра и холода. Три монаха стояли в первом ряду, сжимая руки в молитвенном жесте, еще четыре — во втором. Каждый шептал молитву, слова которой были известны Тошайо с раннего детства. Они молились о здоровье Его Божественного Величества, благодарили Создателя за проявленную к их народу доброту, и просили, снова и снова, забрать их жизни, если это потребуется, но сохранить жизнь божественного правителя. Тошайо услышал последнюю строку молитвы — семь тихих голосов, похожих на шелест ветра, делали ее жуткой.
«Просим прощения у Создателя, каемся перед Ним, милосердным и любящим, принадлежим Ему и готовы вернуться к Нему…»
— Не самые веселые слова, — прокомментировал Хикэру. — Нам нужно спешить, ты еще успеваешь увидеть сразу двух, мой хороший.
Войти во дворец можно было через семь высоких ворот. Невольно Тошайо считал: двадцать одна ступень — трижды семь, семь монахов возле входа, семь врат, семь Безупречных. Число семь наделяли сакральным смыслом в разных культурах, но Тошайо никогда не замечал, чтобы эта цифра играла важную роль в его вере. Создатель был один, миров — двое, как и племен, их населявших. Цифра семь использовалась в древнем Ватикане как часть защиты от дьявола и его слуг.