— Стереть в порошок?
— Экзорцисты брали на себя очень много, — жестоко усмехнулся Хикэру. — Помнишь Ватикан?
— Он был разрушен по приказу Люцифера?
— По приказу? Нет, мой хороший, он был уничтожен его руками. Слишком много жертв среди Первого Племени, слишком много гордыни в сердцах Второго. Равновесие было нарушено, и он вмешался. Когда ты станешь одним из нас, он будет защищать тебя. Цена невысока.
— Моя душа, — напомнил Тошайо.
— Сейчас она принадлежит Создателю, — возразил Хикэру.
— Но она при мне!
— Как и моя.
— Нет. Твоя душа в Преисподней — горит и мерзнет, распадается на атомы.
— Опомнись, экзорцист. Ты видишь ее, — Хикэру позволил своим глазам стать алыми и развернул крылья.
Тошайо начал тянуть руку к полупрозрачным крыльям и заметил, как она дрожит. Мелкая судорога сводила все тело, дыхание сбилось и не хотело восстанавливаться, даже теперь, когда опасность миновала. Прохладные капли воды превратились в раскаленный металл, который обжигал кожу. Тошайо опустился на пол в поток воды и, захлебываясь, попытался найти подвох. Ловушку дьявола, которую тот оставил для доверчивых дураков вроде экзорцистов и монахов.
Все было так очевидно. Жизнь была такой простой, пока Тошайо считал, что помогает исполнить божественный замысел. Теперь, когда доказательство обмана было у него перед глазами и он не мог больше отворачиваться от него, наступила апатия. Безразличным взглядом Тошайо рассматривал поток воды, в котором оказался, и надеялся, что поток унесет его вместе с собой подальше — в канализацию, а оттуда — прочь, так далеко от Метрополиса, как только можно.
Столько лет он просил Создателя об ответе. Сначала — мальчишкой — без особой страсти. Потом, познакомившись с госпожой Рей, искренне, с затаенной надеждой, как другие ученики. После выпуска — по привычке, но добросовестно, никогда не пропуская часы молитв, обращаясь бережно с каждым словом.
И вот спустя столько лет он попался на глаза дьяволу. Проходит пара дней, и Тошайо слышит голос, который дает ответы. Неужели так сложно было хотя бы раз проявить благосклонность? Ответить.
— Ты плачешь, мой хороший, — сказал Хикэру. Он опустился на колени и сел напротив Тошайо, начал бережно убирать его волосы со лба.
— Ему все равно, — ответил Тошайо так тихо, как мог.
— Все равно? Нет! Нет, мой хороший, ему вовсе не все равно. Создатель следит за тобой, за всеми нами.
Тошайо посмотрел на демона, который пытался убедить его в том, что Создатель не остался равнодушен к своим творениям, и невольно улыбнулся.
— Он дал тебе свободу воли, мой хороший, — продолжил Хикэру. — Ты можешь поступать, как тебе вздумается. Может спиться и умереть в канаве, а может взять на себя бремя ответственности за целую Империю. Исправить то, что было разрушено за годы недальновидного правления. Он дает тебе этот шанс, потому что ему не все равно. Именно он наделил тебя этим даром.
— Почему ты стал демоном, Хикэру, если так веришь в Создателя?
— Я поверил в него, когда стал демоном, мой хороший. Создатель закончил свою работу, он сделал нас такими, какие мы есть. Теперь мы хозяева своих судеб. Несущий Свет старается сделать лучше жизнь полузабытого Племени, вот и все. Борьба за выживание. Ты ведь не станешь злиться на волков за то, что они убивают кур, чтобы не умереть с голоду. Создатель не злится на нас.
— Но вы ничего не можете сделать против молитв, в которые он вкладывает силы.
— Ответь мне, мой хороший, кто вкладывает силы в это.
Договорив, Хикэру протянул ладонь потокам воды и на ней родилось пламя, которое не гасло под душем, а наоборот — заставляло капли испаряться с характерным шипением.
— Дьявол, — ответил Тошайо, не задумываясь.
— Кто же дает силы ему?
Тошайо знал, но не хотел задумываться. Всю жизнь он бежал от этой правды, убежденный доводами госпожи Рей о том, что дьявол восстал против Создателя. Его атаковали противоречивыми догмами, которые предполагала вера ордена, чтобы он устал задавать сложные вопросы. Если нельзя понять замысел творца, то как можно ожидать от него ясных ответов или посланий, как можно предполагать, что он снизойдет до своих слуг? Тошайо считал, цепляясь за детские мысли, что у Создателя слишком много дел, поэтому времени на маленького мальчика из Метрополиса не хватает.
Поток воды, под которым они сидели, и пламя на руке Хикэру напоминали Тошайо о тех фантастических картинах, которые он представлял, когда читал о творении мира. Две вершины пентаграммы, которую экзорцисты Империи переняли у одного из захваченных народов расколотого материка, — огонь и вода. Пентаграмма называлась «У-син», и с ее помощью древние люди пытались упорядочить хаос мироздания. Тошайо наизусть знал порядок обращения элементов, мог начертить символ, хотя для изгнания призраков он был бесполезен.
— Тридцать лет я потратил впустую, — сказал Тошайо, глядя на окруженное водой пламя.
— Нет, мой хороший, тридцать лет ты шел к своей цели. Нужно подняться на новую ступень, вот и все, — ответил Хикэру.
В его словах был смысл. Как и раньше, когда демон старался убедить в своей правоте, у него хорошо получалось.
Тошайо вспомнил легкость, с которой совершил убийство совсем недавно. Неужели будет так же легко всегда? Идти вперед — к цели, которую укажет Несущий Свет. Не сомневаясь, что на твои молитвы никогда не ответят. Жить с достоинством, иметь возможность защитить близких.
— Ему нужен мой ответ? — спросил Тошайо, переведя взгляд с огня в руке Хикэру на него самого.
— Нет, мой хороший. Он знает твой ответ, — ответил тот. — Вставай, нам пора. Тебе надо высохнуть и согреться.
8. Чужестранец
Дрожь, которая показалась Тошайо волнением, была всего лишь последствием долгого пребывания под прохладной водой. Он замерз, а не испугался. Хикэру обтер его белоснежным полотенцем и прижался, согревая своим теплом. Тошайо постоял так, пока не затекли мышцы, а потом пошел на кухню, потому что хотел есть.
В холодильнике была готовая еда — он съел все, без разбора. Овощи, мясо, рыбу, рис — все, что было. Потом выпил остатки чая, которые превратились в горькую отраву, но даже это было приятно пить.
На ковре остались следы крови Хикэру, но на самом демоне не было ни царапины, он уже надел брюки и теперь застегивал рубашку. Они посидели за столом в молчании, пока Тошайо ел, а потом Хикэру принес еще одну бумажную папку, на которой не было надписей.
Внутри, заботливо подшитые на старомодный лад, лежали документы, связанные с господином Такаюки. Несколько фотографий разных ракурсов, сделанных в разное время. На них уже немолодой мужчина в неизменных строгих костюмах то садился в машину, то выступал перед журналистами, то бродил среди толпы разряженных гостей. Лицо господина Такаюки ничем не выделялось из общей массы. Если бы в стопке не оказалось отдельных фотографий, Тошайо попросту не понял бы, на кого обратить внимание. Обычный политик средней руки — ничего выдающегося. Недостаточно полон, чтобы стать предметом презрительной насмешки со стороны сторонников здорового образа жизни. Недостаточно стар, чтобы про него можно было пускать сплетни о скором уходе на покой. Недостаточно резкие черты, чтобы обвинять в деспотизме. Недостаточно мягкие, чтобы заподозрить слабоволие.
— Пустышка, — пробормотал Тошайо, перебирая фото.
— Он предпочитает скрываться, — сказал Хикэру.
— У тебя получается скрываться и не выглядеть восковой фигурой, — заметил Тошайо.
— Другой стиль, — улыбнулся Хикэру.
Среди бумаг в папке были копии свидетельств о собственности, списки имущества, списки имен. Некоторые листы оставались нетронутыми, на других ровным почерком Хикэру были выведены пометки: «умер», «продано», «завербован».
— Сколько лет ты наблюдаешь за ним? — спросил Тошайо.