— Вы очнулись, ваше высочество! — сказал один.
— Где Хикэру? — спросил Кэзухико, приподнимаясь в постели. Медики попытались остановить его, но он не позволил.
— Господин Хикэру уже поправился, ваше высочество, он у себя дома, но мы немедленно свяжемся с ним, не беспокойтесь, вам нельзя беспокоиться…
— Уж как-нибудь переживу немного беспокойства, — буркнул Кэзухико, освобождаясь от датчиков, игл и одеяла, которым его укутали.
Тело ныло от долгого бездействия, в остальном он чувствовал себя прекрасно.
— Желаете поесть? — спросил один из медиков.
— Пожалуйста, будьте любезны, отстаньте от меня, — ответил Кэзухико.
Он встал, размял ноги и тело, вышел из палаты и обнаружил, что она находилась внутри императорского дворца. Стены коридора невозможно было спутать ни с чем — никому в Метрополисе не по карману была такая безвкусная роскошь. В белом мраморе стен извивались вновь высаженные растения. Вероятно, этот этаж или крыло пострадали во время атаки Такаюки.
— Сколько я провалялся? — спросил Кэзухико.
— Трое суток, — ответил медик, склонившись в глубоком поклоне, что было совершенно не к месту.
В сторону Кэзухико уже бежала орава охранников, среди которых он заметил Мичи с новыми знаками отличия — вероятно, за храбрость, проявленную во время операции.
— Вы пойдете со мной, — сказал Кэзухико. — Я собираюсь переодеться, поесть и затем выйду в город.
— В город, ваше высочество? — упавшим голосом спросил Мичи.
Кэзухико пришло в голову, что Мичи согласился на почетную должность охранять наследника престола только по той причине, что тот никогда не покидал дворец. Сложно было представить более бесполезную работу. Кэзухико решил, что при первом удобном случае отправит Мичи на почетный караул, которого тот так хотел, а на его место назначит Мев.
Привыкать к новому телу оказалось существенно проще, чем привыкать к новому распорядку дня. Вокруг Кэзухико постоянно вился сонм охранников, слуг, советников, а стоило выйти за порог дворца, к ним присоединялись репортеры, зеваки, фотографы. Казалось, невозможно сделать даже шаг без того, чтобы кто-то заметил его. Весь первый день Кэзухико потратил на мелкие назначения, избавился от тех, в ком ощущал неприятный запах зависти или обмана, и сытно поел, отказавшись от деликатесов к ужасу придворного повара, который уже пережил один кошмар во время атаки «монстров Такаюки» и не хотел переживать новый.
Семья Императора была эвакуирована в то время, когда Кэзухико столкнулся с Такаюки, но теперь им нужно было внимание. Голова раскалывалась от сложных обращений, от необходимости улыбаться и кланяться в полном соответствии с правилами, которые Кэзухико хоть и выучил с раннего детства, теперь вынужден был повторять раз за разом. В прежнем теле подобных хлопот не было, поэтому настроение от часа к часу портилось.
Снаружи, едва выйдя из центральных ворот дворца, Кэзухико столкнулся с журналистами, которые явно ожидали фигуру поскромнее, поэтому часть в смущении улизнула, но другая часть — куда больше и наглее — осталась. Кэзухико ответил на их вопросы сам, объяснил все, что считал нужным и ушел обратно. Пресс-конференцию, которых императорский двор не давал еще ни разу, назначили на следующий месяц. Кэзухико объяснил, что собирается почтить память отца долгим трауром и даже не моргнул от этой лжи, потому что в самом деле намеревался узнать о прежнем Императоре столько, сколько сможет за это время. Старик был отвратительным лидером, но это не обязательно делало его отвратительным человеком. В конце концов, он воспитал четырех детей, ни один из которых не досаждал Метрополису капризами, и сам не мучил подданных нелепыми приказами. Тихо доживал свой век, предоставив управление Империей созданиям вроде Такаюки — не самое страшное из возможных преступлений Императора.
От работы, которая предстояла, Кэзухико очень быстро потерял терпение, поэтому Мичи лишился прежней работы уже на следующий день. Он был назначен охранником нижнего этажа, где раньше дежурил один из Безупречных, и не смог скрыть радости. Увольнение явно казалось ему повышением. Мев быстро заняла его места, не задавая лишних вопросов.
Только на второй день Кэзухико встретился с Хикэру. Их целый час мучили придворными тонкостями в присутствии слуг, затем императрица несколько раз поблагодарила Хикэру за помощь наследному принцу, и только потом он добился, чтобы охрана осталась снаружи.
Приемный зал был намного больше любых других помещений, за исключением прекрасного первого этажа дворца, предназначенного для экскурсий и посещения всеми желающими. Кэзухико сидел на шелковой подушке перед чайным столиком, которому было столько тысяч лет, что страшно было брать с него пиалы. Хикэру выглядел расслабленным и продолжал дежурную шутку, когда дверь за Мев, наконец, закрылась. Она всегда выходила последней и входила первой. Выплатив долг доброму человеку, она похоже собралась оставить в должниках самого наследного принца.
— Ты был мертв, — сказал Кэзухико.
— Был, — с улыбкой подтвердил Хикэру. — Демоны постоянно обманывают, разве ты не помнишь?
— У меня с этим определенные сложности, — сказал Кэзухико, подхватывая улыбку. — Почему ты не умер?
— Технически умер, — ответил Хикэру. — Они здесь не умеют заваривать чай, представляешь? — он с отвращением поставил на место пиалу.
— Расскажи.
— Про чай?
— Про техническую смерть, Хикэру.
— Я умер, когда ты остановил мое настоящее сердце, — сказал Хикэру. — Через мгновение я уже был жив. Больше не тот, кем был. Обязанный жизнью не Повелителю, а тебе. Ты хотел, чтобы я не мог обмануть тебя. Он дал тебе это. Теперь я не могу обмануть тебя, мой хороший. Отвратительное чувство, — он поморщился, хотя оставался таким же веселым.
— Ты ожил сразу же?
— Да, но ты был слишком занят своей трагедией, чтобы заметить это, мой хороший. Тебе повезло с братом. И с должниками. Мев просто молодец. До сих пор держится.
— Я ведь мог умереть, — пробормотал Кэзухико. — Почему ты не сказал мне?
— Сказал о чем?
— Что ты будешь жив.
— Я не знал этого, — ответил Хикэру. — Я доверяю голосу, который подсказывает мне, какой поступок будет правильным, вот и все. Он еще ни разу не подводил меня, мой хороший.
— Ты сумасшедший.
— Я — демон, это разные вещи, — Хикэру вдруг встал на четвереньки, смахнул посуду со столика и забрался на него. — Уже пробовал, что может делать новое тело?
Кэзухико остановил его ладонью.
— Сначала не помешает узнать, что произошло со старым.
— Я спрятал его, — сказал Хикэру. — У меня была пара минут, и я спрятал его, чтобы твоему брату не пришлось смотреть на него. Перекинулся парой слов с Такаюки, когда он терял сознание, увел Чи в другую комнату, а потом занялся твоей душой. Теперь можно перейти к главному? — он потянулся вперед, но ладонь не позволяла ему приблизиться.
— Джун, — сказал Кэзухико.
— Я буду ревновать.
— Не сомневаюсь.
— Ей пришлось прятаться, но она хорошая актриса. С ней все в порядке, я нашел ее, когда меня выпустили из твоей отвратительной больницы. Доволен?
— Ты меня все-таки обманул, — сказал Кэзухико. — Ты говорил, что Такаюки остался в прошлом, но ты…
— Я сделал все, что должен был, мой хороший, чтобы он поверил мне, — ответил Хикэру. — Если бы я сказал тебе в день нашей встречи, через что тебе придется пройти, разве ты согласился бы?
— Нет.
— Правда — странная штука, мой хороший. Иногда ее нельзя передать словами, так что я старался, как мог, и ты все понял правильно. Ты ведь понял? — спросил Хикэру.
Кэзухико помнил, как много было сказано без слов. Демон позволил ему делать с собой буквально все, дал оружие, подтолкнул к шагу, который изменил судьбу. Что он говорил при этом, не имело значения.
У них было несколько часов — время, которое Кэзухико выторговал у Мев, готовой охранять его покои даже от других охранников. И эти часы они провели в молчании.